Евгений Лотош - Горизонты нашей мечты

— Зачем живут люди? — повторила Рэнна, внимательно разглядывая воспитательницу, словно видела ее впервые в жизни.

Девочку не трогали и боялись. Даже записные забияки из старших групп опасались задирать ее, хотя она разу не дала повода заподозрить себя в драчливости. Обычная маленькая девочка, худенькая, хрупкая и молчаливая — возможно, слишком замкнутая и угрюмая несмотря на все усилия психолога, но в пределах нормы, без нарушений в психике. Но Хина не раз ловила себя на том, что от взгляда Рэнны ей становится не по себе — словно что-то чужое и совсем не детское смотрит на мир ее глазами.

Следовало что-то ответить.

— У разных людей разные цели, Рэнночка, — ответила она, улыбнувшись. — Кто-то живет ради семьи и детей. Кому-то нравится работать, и он хочет сделать что-то необычное. Кто-то хочет стать великим человеком и прославиться. Все — разные. Понимаешь?

— А зачем живешь ты, госпожа Хина? — девочка наклонила голову к другому плечу, почему-то напомнив воспитательнице синичку. — У тебя ведь нет детей. Ты мечтаешь прославиться?

— Ну что ты! — на сей раз улыбка воспитательницы вышла куда более вымученной. — Куда уж мне слава! И потом, у меня очень много детей. Вы все — мои дети. Я хочу, чтобы вы все выросли большими, сильными, умными и красивыми. Ты ведь хочешь вырасти большой и красивой?

— Нет, госпожа Хина, — серьезно ответила девочка, покрепче прижимая к себе шестилапа. — Не хочу. Лучше маленькой, на маленьких внимания никто не обращает. И все-таки — ты живешь только ради того, чтобы детей воспитывать? А если тебе надоест?

— Мне не надоест, Рэнночка, — Хина подумала, не стоит ли погладить девочку по голове, но почему-то не рискнула. — Мне никогда не надоест. А разве ты меня не любишь? Хочешь, чтобы я ушла?

— Ты хорошая, госпожа Хина. Ты любишь детей, и ты на своем месте, что редкость. Но все когда-то уходят. Все умирают, даже бессмертные. А чем бы ты хотела заняться, когда умрешь?

— Когда человек умирает, он умирает насовсем, — от странно взрослых оборотов в речи девочки воспитательница почувствовала, что по спине медленно ползут мурашки. И почему она вдруг заговорила о смерти? — После смерти нет ничего. Совсем ничего. Мертвые ничем не занимаются.

— Многие верят иначе. А что, если после смерти что-то есть? Другая жизнь? Чем бы ты стала заниматься, если бы уже умерла, но осталась жива? Если бы тебе стало не нужно зарабатывать деньги на жизнь?

— Я не знаю, Рэнночка, — растерянно ответила воспитательница, чувствуя, что мурашки становятся все крупнее и противнее. — Я никогда не задумывалась. А почему ты спрашиваешь?

Девочка помолчала.

— Госпожа Хина, почему ты боишься меня? — сказала она. — Я ведь не сделала ничего плохого. Я просто спросила.

— Почему боюсь? — ненатурально веселым голосом переспросила воспитательница. — Конечно, я тебя не боюсь. Ты ведь хорошая девочка, правда?

— Вряд ли, — Рэнна печально и кривовато улыбнулась: удивительно взрослая гримаска на лице восьмилетнего ребенка. — Но меня не надо бояться. Пожалуйста, госпожа Хина, не надо. Честное слово!

— Конечно, я не боюсь! — все тем же тоном повторила воспитательница, понимая, что лжет. — Ты хорошая девочка, и я тебя люблю.

— Автобус идет, — безо всякого перехода сообщила малышка. Она повернулась и медленно пошла по дорожке. Автобус? Действительно, из-за деревьев на углу квартала вывернула и поплыла к приюту туша желтого автобуса с голубой эмблемой Масарийского центра защиты детства. Хина быстро спрятала пелефон и вскочила со скамейки.

— Рика! — крикнула она, замахав рукой. — Приехал!

— Так, народ! — младшая воспитательница захлопала в ладоши. — Все, все, хватит бегать, строимся в колонну по двое. Сейчас будем садиться в автобус! Цуха, перестань дергать Марику за косу! А если я тебя за ухо дерну? Или за нос? А ну-ка, ну-ка, быстренько, живенько!

После посадки, как всегда, не обошедшейся без маленьких приключений (кто-то споткнулся на ступеньке и ушиб коленку, кто-то поссорился из-за места у окна, а кто-то возжелал вшестером забраться на сдвоенное сиденье и, конечно же, не поместился), автобус выехал со двора и покатил по улице. Ехали до ЦЗД обычно минут двадцать пять — тридцать, но из-за пробок дорога могла растянуться и на полчаса, а при особом невезении и на час. Возбужденные дети громко галдели и перебегали через проход от окна к окну, но в остальном вели себя довольно спокойно. Хина снова углубилась в книжку, но сосредоточиться на приключениях бравого принца в стране магии и драконов так и не смогла. Ее взгляд невольно возвращался к забившейся в дальний угол Рэнне. Та, обнимая свою игрушку, молча смотрела в окно, и место рядом с ней пустовало. Откуда у восьмилетнего ребенка такие странные мысли? Почему она вдруг задумывается о смерти? Нужно обязательно поговорить со знакомым психологом в ЦЗД, пока детей пропускают через сканер. Может, он что-нибудь подскажет.

Вдруг она вспомнила, как прошлым летом Рэнна самовольно ушла из детдома. Стояли летние каникулы, и пропажа обнаружилась только во время обеда. Когда выяснилось, что девочки нигде нет, Хина и директор детдома совместно впали в тихую панику и глотали успокаивающее. Пока ехала спешно вызванная полиция, Хина выбежала на улицу и принялась расспрашивать прохожих. Довольно быстро древняя бабка, коротающая время на скамеечке возле своего маленького домишки, подсказала, что девочка, которую она запомнила по игрушке, час назад ушла по улице в сторону городской окраины. Воспитательница бросилась в указанном направлении. Продавщица у овощного лотка, дворник, на своем могучем пылесосе объезжающий газоны и тротуары, женщина, которую телесный художник раскрашивал на небольшой террасе у входа в свою студию, и прочие доброхоты указывали ей направление. И через двадцать минут Хина оказалась у небольшой тихой улицы, уходящей круто вверх.

Там она остановилась и заколебалась. С одной стороны, служащий автостоянки однозначно указал, что девочка ушла в том направлении. С другой — у Хины появилось отчетливое впечатление, что она заранее знает, где закончится путешествие. Заброшенная мароновая роща вокруг старого отеля на краю широкой скалы, с одной стороны обрывавшейся к Масарийской бухте, а с другой — к океану, пользовалась дурной славой. Никто не мог сказать про нее ничего конкретного, но в окрестностях она считалась нехорошим местом. Живущие по соседству старались не приближаться к ней без острой необходимости. В отеле, говорили, жили какие-то люди, туда проезжали автомобили, разносчики из магазинов возили туда покупки, сделанные то ли владельцами, то ли гостями дома, и вообще ничего загадочного в нем не наблюдалось, но все равно безымянная настороженность гуляла по округе.