Далия Трускиновская - Домовые

Много лет назад довелось мне видеть настоящие баррикады в самом центре города и даже забаррикадированный мост. Но тогда это казалось мне забавным, опять же — вот стоят бетонные кубы, а вот приехал автокран — и кубов больше нет.

Чтобы убрать тот кавардак, который устроил вокруг бетономешалки Авось (Авось, а не я, потому что формулы-то говорил он, а я только оберегом запустила!) нужно было пустить армию бульдозеров. И та бы застряла. Но если мы победили — так ведь и в городе, и по всему государству раскинулся сейчас этот невообразимый бардак!

Полуметровым слоем лежали блины — обыкновенные и горелые. За блинным кольцом громоздились кучи гнилого хрена, как будто вскрыли позапрошлогодние бурты спившегося с кругу колхоза. Бляхи-мухи мелкой зеленой дробью покрывали эти кошмарные залежи. Мало того, что ни проехать, ни пройти, так еще и с души воротило — уж больно неаппетитное было зрелище. Мне стало безумно любопытно — чем обернулись типы, но вряд ли в военных действиях участвовала хоть одна.

— И блины, и хрены!.. — повторял ошалевший Авось. — Кончился их срок! Федора! Ты смотри! Ерема! Ты гляди! Я все понял — как срок кончается, так и воплощение!

Слушать этого нечаянного победителя было выше моих сил.

— Ну и помойку же ты развел! — возмутилась я. — А убирать кто будет?!

— Да воплотились же, воплотились! — совсем сдурев от восторга и тыча пальцем вдаль, твердил Авось. — Смотри — и большие, и маленькие, и всякие…

— Тьфу на тебя!

— И пшеничные, и гречневые!..

Он имел в виду блины.

Федора, которая пряталась все время за колесом (насколько это вообще было возможно при ее габаритах), подошла к ступенькам. И уставилась на государя-надежу — мне сперва показалось, что с неслыханным уважением, а потом стало ясно, что с ужасом.

— Авосюшка! А как же мы отсюда выбираться-то станем?!?

Тот же вопрос был в глазах и у Еремы. Эта парочка, буквально выполнив мой приказ, замкнула бетономешалку в кольцо. И в кольце этом, возможно: уже насмерть окаменевшем, были частично замурованы блины…

— Прорвемся! — весело отвечал Авось. — Сейчас Фома явится — он все придумает!

— Когда он чего придумывал? — удивился Ерема. — Да он и бетона-то отродясь не видывал!

— Да не твой! Другой! НАШ ФОМА! — Авось так это произнес, с таким невероятным почтением, что прямо на душе полегчало. Тем более, не впервые я слышала это имя.

Стоя на ступеньке, я смотрела вдаль — туда, где раскинулся по холмам, между озером и рекой, освобожденный город. И с трудом осознавала, что вокруг него — освобожденное государство. Странно мне было — кто бы мог подумать, что разгильдяй Авось совершит настоящий подвиг?

Белый джип вылетел из-за поворота. Поскольку хренов в живых не осталось, это могли быть только наши! И точно — подъехав, насколько это было возможно, джип остановился, оттуда выскочили Кондратий и Фома-который-не-тот.

— Э-эй, на бетономешалке! — крикнул Кондратий. — Жить вы там собрались, что ли?

— Мы в ловушке! — отвечала я. — Вот явится Фома!.. А что в городе?!.

— То же самое! Нелегкая от целого взвода отбивалась — он на нее и рухнул! Сидит сейчас, чистится! Кривая на автокране застряла! Ничего — там уже полно наших! Из всех щелей лезут! И все идут сюда! Ты приготовься, надежа-государь! Тебе речь держать!

— Какую речь? — не сразу сообразил Авось.

— К своему народу! Ты уж народишко-то не обижай! — в голосе Кондратия было какое-то загадочное глумление.

Увы, со своей ступеньки я не видела шоссе, ведущее от города, по всей его длине, а только тот кусочек, который от поворота. Если бы видела — по воздуху бы перенеслась в лес и там схоронилась.

Первыми выскочили, задрав хвосты, веселые телята. К счастью, до непроходимого кольца не добежали — а кинулись щипать на лугу первую травку.

— Куды!.. Я вас туды не гнал! — кинулся сбивать их в кучу бородатый дядька, надо полагать, Макар. — Иван! Помоги! Иван! Хворостину бери! Иван, справа заходи! В лес же уйдут! Иван! Слева забегай!

Иванов оказалось человек сорок — тех самых, родства не помнящих. Они принялись гоняться за телятами, перекликаясь пронзительно, а из-за поворота показалась толпа бедно одетого народа и, протянув вперед руки, устремилась к бетономешалке.

— Надежа-госуда-а-а-а-арь!!! Исполать! Раскудрить! Гой еси! Ныне и присно!..

— Егорушка! — завопила вдруг Федора. — Егорушка, здесь я!

И чуть было не кинулась прямо в блинное болото.

— Стой ты, дура! — удержал Ерема. — Сам явится! Все же испортишь!

И, став одной ногой на ступеньку, шепнул мне на ухо:

— Не идет Федора за Егора, а Федора идет — так Егор не берет…

— Государь-надежа-а-а-а!!! — вопили все эти воплощенные Иваны, Степаны, Федоты, Устиньи, Улиты, Ерошки, Яковы, Фетиньи, Акулины. Я узнала в толпе даже Прокопа и подивилась — где же он, предатель, болтался все эти дни? Напрасно Авось махал им рукой — они от радости совсем умом тронулись. Кондратий с Фомой-не-тем проехали на белом джипе чуть подальше и с интересом наблюдали за народным восторгом.

Вскорости прибыл и автокран с Кривой и Нелегкой, подрулил «мерс», из которого вышли растерянные, но пытающиеся сохранить лицо, Маша с Емелей.

Но государь никак не мог соединиться с верноподданными — мешало блинно-хреновое кольцо. Он только озирал их сверху, словно бы считал по головам.

— А Фома где?! — завопил вдруг Авось. — Фомы нет! Погодите, ребята, придет Фома — он все придумает!

И, приложив руки рупором ко рту принялся его звать. Я же руками показывала — мол, поддержите, мерзавцы, государя-надежу!

— Фо-ма! Фо-ма! — гремело над лугом и лесом. Пожалуй, что и до города долетало.

— Без Фомы уж и не знаю, как быть, — шепнул мне Авось и опять завопил как резаный. На особо пронзительном крике он закашлялся. Ерема, все еще висящий на ступеньке, похлопал его между лопаток, от чего Авось едва не сковырнулся наземь. И это все видели.

Тогда только наступило благословенное молчание.

Авось озирал с высоты свое притихшее воинство, а я осторожно толкнула Ерему локтем в бок и указала глазами на онемевшего оратора, а потом — и на остальных.

— Ждут Фому, чают — быть уму, — шепнул в ответ Ерема с трепетным уважением в голосе. Очевидно, и он, как Авось, надеялся, что явится некто, способный ответить на все вопросы и указать дальшейший путь.

— Идет, идет!..

Сколько восторга было в голосах! И некоторые даже поспешили назад, к повороту — навстречу Фоме. Как выяснилось, правильно сделали: он умаялся, и его пришлось вести к блиннл-хреновому кольцу под руки.

Когда Фома явился на видном месте, иные от неожиданности откровенно шарахнулись. И я тоже шарахнулась. А что еще непроизвольно сотворишь, увидев мелкого дедка в белой до пят рубахе и с подвязанной белым же платочком нижней челюстью? Покойник же, блин!