Далия Трускиновская - Домовые

— Вон поганец Тимофей Игнатьевич тоже вроде не в тех годах был, — огрызнулся Ферапонт Киприанович, — а чего учудил? Стыд и срам! Иди уж, иди!

— Постой, тебе говорят! Вот те святая истина — не к бабе шел!

— А к кому?

— К тому, кто в клетке сидит!

— В клетке? А к Таисье Федотовне как попал?

— Заблудился!

Тут в квартире появилось еще одно лицо — норовистый домовой Евсей Карпович.

Он был ведомый полуночник — когда хозяин Дениска проводил ночь на дежурстве, Евсей Карпович, прстрастившийся к Интернету, лазил по сайтам и узнавал много любопытного. К тому же, и жил он через стенку от Платовых.

— Что за шум, а драки нет? — осведомился Евсей Карпович.

— Хоть ты выслушай! — взмолился Лукулл Аристархович. — Я только и хотел, что на того, который в клетке, посмотреть!

Евсей Карпович задумался.

— А что, Ферапонт Киприаныч! Давай доведем его до клетки — и пусть смотрит! И нам объяснит, что он там чаял увидеть.

Степанида Прокопьевна осталась утешать Таисью Федотовну, вообразившую, что ее доброй славе пришел конец, а мужики пробрались в комнату, где жил Илья, дождались, пока мальчик заснул, и забрались на стол.

Там стояла довольно большая клетка, а в ней спал меховой комок.

— Ну, гляди! — приказал Евсей Карпович.

— Ничего не понять… Его бы растолкать, что ли?

Нашли фломастер, сунули концом в клетку. Комок, не разворачиваясь, ухватил фломастер передними лапами и стал заталкивать в пасть.

— Ишь ты, умный! — восхитился Ферапонт Киприанович.

— И во сне соображает, — подтвердил Евсей Карпович.

— А неспроста он такой… — и Лукулл Аристархович опять тяжко задумался. — И мастью нашего Аникея Фролыча напоминает…

— Как это оно тебе Аникея Фролыча напоминает?! — вызверились домовые. — Скотина тебе домового дедушку напоминает?!

— Так ведь он тоже уже пятнами пошел, от старости…

— Да? — тут и Ферапонт Киприанович задумался, а потом еще пошевелил фломастером и вдруг воскликнул: — Гляньте, а ведь у него пальцы!

— Евсей Карпович, ты когда-нибудь такого зверя видывал? — спросил Лукулл Аристархович.

— Не доводилось, — буркнул домовой.

— А скажи еще, Евсей Карпович… Вот ты целыми ночами в этой, как ее… в Паутине сидишь, — блеснул словечком Лукулл Аристархович. — Много чего про людей знаешь. А верно ли, что они от обезьяны произошли?

Тут надо сказать, что ни один домовой отродясь не видывал живой обезьяны. И ее величины себе, естественно, не представляет. Кто-то судит об этом животном по детским мультикам, которые иногда удается подсмотреть. Кто-то — по людским разговорам. И идея происхождения человека от обезьяны была Лукуллом Аристарховичем подслушана у хозяев — те как-то чуть не поссорились из-за теории Дарвина. Тогда он, помнится, даже возмущался — у хозяйки белье не стирано, мусор не вынесен, хозяин неделю как ванну не принимал, и когти на ногах забыл уже, когда и стриг, а сидят и про обезьян спорят! Но сейчас он вдруг начал все припоминать.

— Точно не скажу, однако такая версия есть, — туманно выразился Евсей Карпович. Ему и в голову не приходило добираться, откуда хозяева происходят.

— Труд сделал из обезьяны человека! — вдруг выпалил Лукулл Аристархович.

— Ну и что?

— А то! Мы-то все время в трудах! Стало быть, и нас труд из кого-то сделал?!

— Не ори, опять всех перебудим, — одернул его Ферапонт Киприанович. — Надо же, тварь мохнатая, а с пальцами…

— У крысы вон тоже пальцы… — задумчиво произнес Евсей Карпович.

— Не такие! — и Ферапонт Киприянович надолго уставился на свои собственные мохнатые лапы.

Лапы были для домового вполне обычные — и все же, все же…

Дальнейшие изыскания дали вот какой результат.

Во-первых, узнали имя. Илья звал своего любимца Васькой. Стало быть, зверь был мужского пола. А снаружи и не догадаться — уж больно лохмат.

Во-вторых, Васька питался тем же, что и домовые. У него был пакет с магазинным кормом, и из пакета было выкрадено достаточно, чтобы получить представление о рационе загадочного животного. Пробовали давать ему собачий и кошачий сухой корм — подбирал и прятал. Пробовали подбрасывать любимое лакомство, картофельные чипсы, — и от них не отказывался. Матрена Даниловна собственноручно скормила обжоре два кружка полукопченой колбасы. Степанида Прокопьевна добежала до универсама, где ее племянник магазинным служил, и притащила всего понемногу. Отказался Васька только от удивительно прочных карамелек, хотя оберточную бумажку исправно сгрыз.

— Вот! А я что говорил! — воскликнул, узнав о этих подвигах животного, Лукулл Аристархович.

Он тоже времени не терял — на пару с Евсеем Карповичем лазил в Интернет. Для такого случая Евсей Карпович временно простил соседу его завиральные идеи. Подтвердилось: люди произошли от обезьян, но при этом почему-то телом облысели, оставив шерсть на голове и еще кое-где. И более того — ученые проводят опыты с человекообразными обезьянами в надежде, что те заговорят, хоть бы и знаками, и примутся трудиться.

— Ну вот, стало быть, одновременно могут жить и люди, и их предки. А мы чем хуже? Их предки вон в лесах живут, в джунглях, по деревьям лазят, а мы чем хуже? И наши предки тоже где-то сохранились. Их, бедненьких, там ловят и за деньги продают, чтобы по клеткам сидели, — так складно изложил суть дела Лукулл Аристархович.

Евсей Карпович только в затылке поскреб.

По многим приметам Васька действительно был предком, но предком весьма странным.

Домовые изначально обладают многими умениями. Они, хотя все сплошь кругленькие и упитанные, проскальзывают в любую щелку. Расстояние между прутьями клетки для них — ерунда, хотя, скажем, крупный Лукьян Пафнутьевич, скорее всего, застрял бы. Затем, домовые умеют отводить глаза — то есть, при нужде показаться в ином облике, кошачьем, к примеру, или слиться цветом с мебелью, но ненадолго. Васька этих способностей никак не проявлял. Ел да спал, спал да ел, и еще гадил…

— А чем обезьяны лучше? — вопрошал Лукулл Аристархович. — Вон и у человека предок совсем безмозглый!

Разумеется, во всем доме только и было разговору о Ваське: одни домовые признавали мохнатого за свежеобретенного предка, другие — нет.

— За что же люди своих предков в таком разе уважали? — полюбопытствовал однажды Евсей Карпович в беседе с Матреной Даниловной. Беседа велась наедине, и вопрос вышел риторический. Матрена Даниловна до того полюбила своенравного соседа, что лишнее словечко при нем брякнуть боялась.

— Вот я в Паутине вычитал — спокон веку люди приносили жертвы предкам, чтобы предки о них заботились, охраняли, хороший урожай посылали, — продолжал рассуждать Евсей Карпович. — А обезьяну проси не проси — урожая не прибавится. Вот и наш тоже…