Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

— Зачем?

— Жить. Ну, посмотри — всё здесь чужое для тебя. И капитан твой плавает. А я любить стану. Что смотришь?

— Вовка ты Вовка, обручена я….

— Скажешь, долго плавал — успела разлюбить.

— А я ведь ещё и не полюбила.

— Вот видишь….

— Не могу так, Володя. Давай дождёмся Алёшу, сядем втроём и всё обсудим.

— Кто это? — появилась Анна Филипповна.

— Володя, школьный друг.

— Врёшь, — насупился Муромец. — Жених я твой, за ноги продавший своё счастье сатане.

— Сатана — это Лёшка? — тёща растворилась в свекрови. — Вот как!

— Потребовал от любви отступиться, если вылечит. И я слабину дал. А потом думаю, на черта мне ходули, коли, счастья в жизни нет без единственной.

— А ты, девонька?

— Не знаю, — Люба закрыла лицо ладонями. — Я ведь слова ласкового от него не слышала — как будто через силу женится, по приказу.

— А по радио? — голос Филипповны потерял остатки дружелюбности.

— Что радио? Разве это любовь — по радио? Вот и скажу ему в микрофон, что уезжаю с Володей.

— Не наша ты, не морячка, — резюмировала адмиральша и показала спину.

Позвонила мужу:

— Фыркнула краля наша….

…. Опустевшими коридорами, вертикальными и полувертикальными трапами мы подбирались к реакторному отсеку.

— Следим, ребятки, за показаниями прибора.

— Стоп, командир, зашкаливает — дальше вся защита по фигу.

Связался с командиром крейсера.

— Достигли границы допустимой радиации, дальше — пекло.

— Твоё мнение?

— Прошу добро на спуск в реакторный отсек, чтобы визуально определить масштабы повреждений и перспективу ремонтных работ.

— Это верная смерть, Алексей Владимирович.

— Неизвестно, что с реактором, какова динамика цепной реакции. Может полыхнуть такой грибок — не только нам, пентосам мало не покажется.

— Спускайтесь, только постоянно быть на связи. Ваше молчание послужит сигналом к эвакуации личного состава и затоплению крейсера.

— Понял. Ну-ка, ребятки, сыпьте наверх. Ваше время придёт когда-нибудь, но не сейчас.

— Командир….

— Никто не отнимет у меня славы. Брысь….

Тяжёлые ботинки затопали по стальным балясинам.

— Что, Билли, капец подкрался незаметно?

— Не дрейфь, Создатель, нас так просто не прокусишь.

— Сдюжим радиацию?

— А то. И пекло пересилим.

— Слушай, надоела эта фольга. Можно скинуть?

— Разоблачайся — если оптимизатор не поможет, то и это не защита.

Скинул защитный скафандр, остался в брюках и тельнике. Командир теребит:

— Гладышев, не молчи.

— Спускаюсь в реакторный отсек. Уровень радиации….

…. Взявшись за руки, моя невеста с Вовкой Муромцем шли по улицам с видом школьников удравших с ненавистного урока — радостно возбуждённые. Наговориться не могли. Люба приняла решение и удивилась, как это просто — быть счастливой, любить понятного человека и быть любимой. А Вовку она любит, наверное….

— Гладышев, не молчи.

— Вижу повреждения на корпусе реактора.

— Цепная реакция?

— По всей вероятности.

— Что значит вероятность, Гладышев? У тебя прибор на руках….

— Выбросил — зашкалил. Здесь пекло….

Наш диалог с крейсера транслировался на флагман к командиру соединения, оттуда — в Севастополь. В центре спутниковой связи БРС Черноморского флота собрались первые его лица.

— Кто-нибудь объяснит, что там происходит? — выругался командующий.

— Командир БЧ пытается удалить из повреждённого реактора активные элементы.

— Вручную?

— Так точно.

— Вы с ума посходили или Гладышева рентгены не берут?

— Что-то происходит….

Вошёл дежурный корпуса, склонился к уху начштаба.

— Что? Невеста Гладышева? Какого чёрта…! Стойте, каплей, ведите её сюда. Конечно одну.

Любаша растерялась от количества и блеска золотых погон, сосредоточенности лиц разом уставившихся на неё, вошедшую. Но голос, голос, будто с потолка лившийся, напомнил цель визита.

— Это и есть финал эксперимента? Твой инструктор на крейсере или мне будет дана возможность вернуться домой, обнять Любу? Если выберусь отсюда, дай возможность нарушить обет — я сделаю любимую женщиной.

Командующий ЧФ:

— С кем это он? О чём?

— Бредит, товарищ адмирал флота.

Начальник штаба Любаше:

— Ты хотела что-то сказать Гладышеву? Что уезжаешь с другим…. Самое время.

— Что происходит?

— Твой жених заживо сгорает в реакторном отсеке.

— Алексей!!!

— Дайте ей микрофон.

— Нет!

— Вы на связи. Говорите.

— Лёша, милый, где ты, что с тобой?

— Люба? Ушам не верю. Как ты?

— Говори…. ты…. Ты вернёшься?

— Куда я денусь? Правда, тут девчонки на пляже загорелые…. Но командир на берег не пускает.

— Какие девчонки, Лёша?

Командующий флотом:

— Бредит.

Начштаба:

— Шутит.

Я:

— Командир, активные элементы повреждённого реактора в капсулах. Отсек следует залить дезактивационной пеной. Я поднимаюсь.

Командир крейсера:

— Стой, Гладышев! Ты больше часа провёл в интенсивном радиационном потоке — ты сейчас сам активный элемент.

— Хочешь в расход списать, командир?

— Ты знал, на что идёшь.

— Но я жив.

— Прости, Алексей, наверное, тебе это только кажется. После реакторного ада никто не может выжить. Прощай и пойми: я не могу рисковать людьми и крейсером.

— Понял, командир, два слова в эфир. Люба, Любочка, слышишь меня? Если любишь, если будешь ждать, верь — однажды я вернусь….

Люба рыдала, кусая кулак. Адмиралы хмурились и прятали взгляды. Командующий пожал плечами:

— Считаю действия командира "Севастополя" оправданными. Гладышева представим к Герою.

…. В отсек стала поступать пена.

— Ну что, Билли, кердык?

— Ты что так на тот свет торопишься? Давай лучше подумаем, как отсюда выбраться.

Вернувшийся из бесславного похода атомный крейсер "Севастополь" был ошвартован у дальнего причала. Экипаж расквартировали на берегу, а кораблём занялось подразделение химической защиты. После проведения цикла дезактивационных мероприятий, когда уровень радиации достиг допустимого значения, из реакторного отсека было извлечёно тело капитана второго ранга Гладышева. Героя России загрузили в санитарную машину и отправили в морг. Командующий ЧФ подписал приказ об организации похорон с прощанием, митингом и оружейным салютом. Однако непредвиденное обстоятельство, случившееся в "неотложке" в пути её следования к месту назначения, сделало приказ адмирала флота невыполнимым.

Поправляя свесившуюся с носилок руку погибшего моряка, санитар вдруг заявил:

— Она тёплая.

— Разлагается, — зевнул его пессимистичный коллега.

— Да нет же, — настырный врачеватель разорвал полуистлевший тельник и приложил ухо к неподвижной груди.