Сборник - Городская фэнтези – 2008

Хорошие книги, хорошая музыка вызывали у Квинта двойственное чувство. С одной стороны, в них была тайна и запредельность, в которые ему не дано было проникнуть, с другой, он испытывал горечь и сожаление — нечто похожее на детскую обиду, когда понимаешь, что всего лишь еще раз побывал в Диснейленде для взрослых, позволил воображению вдоволь поиздеваться над собой, застрявшим в тупом углу реальности.

И все‑таки Квинт не мог и двух дней прожить без очередной дозы интеллектуального наркотика. Компьютеры, интернет, аудиокниги и прочие современные игрушки его не увлекали. Он признавал лишь добрые старые прошитые томики, в которых находил подтверждение тому, что по большому счету ничего не меняется, а значит, черпал утешение, разделяемое всеми, не оставляющими следа.

На тряпки и еду он тратил мало, поэтому у него всегда водилась лишняя сотня в кармане. Вместо того чтобы пропивать излишки образования, как это делали многие из его ровесников — и может быть, поступали мудро (разве Хайям не твердил о том же?) — Квинт предпочитал покупать книги. Страсть, ошибки, устремления и, самое главное, понимание в одном флаконе. Если вдуматься, перечисленное обходилось ему совсем дешево. Только иногда он спрашивал себя, глядя вслед уходящему поезду: где же его собственная жизнь?

В книжном магазинчике с незамысловатым названием «ВООКашка» была продавщица по имени Маргарита, с которой у Квинта установились приятельские отношения, основанные исключительно на схожих литературных пристрастиях. Марго много курила, поглощала кофе в непостижимых количествах и была поведена на теме смерти. Какой‑то злой шутник из заезжего балагана однажды сказал ей, что она умрет молодой. Предсказание стало чем‑то вроде раковой опухоли. Возможно, оно не убивало ее медленно (или быстро — как посмотреть), но во всяком случае сильно затемняло горизонт. Порой Квинту начинало казаться, что в голове у Маргариты тикает часовой механизм и вот‑вот эту тощую девицу с преждевременно посеревшим лицом размажет взрывом по стенам, стеллажам и книгам. Впрочем, впечатление бывало секундным, а до и после они могли мило и откровенно беседовать о чем угодно. В том числе и об адских машинках в мозгах некоторых людей. И о смерти, конечно, тоже.

Эти беседы нередко затягивались на несколько часов. Квинт имел обыкновение заходить в «ВООКашку» вечером, незадолго до закрытия. У него оставалось время ознакомиться с книжными новинками, а потом Марго запирала дверь, и они устраивались в маленьком уютном кабинете в задней части магазина, где к их услугам была пара уютных кресел, а самое главное — огромное количество объектов общего интереса, стоило лишь сделать несколько шагов и протянуть руку.

Пару раз они засиживались далеко за полночь, а однажды даже провели подобным образом Новогоднюю ночь. Когда Квинт возвращался домой, он чувствовал все тот же холод самоотчуждения. Оба были одиноки, но это их не сблизило по‑настоящему. Квинта она не возбуждала. Возможно, что‑то отталкивало его на подсознательном уровне. Они обсудили и это — запретных тем у них не было. Квинт понимал, что, вероятно, и сам отмечен таким же невидимым клеймом. Другие люди садились с ним рядом лишь тогда, когда не оставалось других вариантов, да и он с трудом выдерживал компанию подавляющего большинства себе подобных. Зато калеки, собаки и кошки ничего не имели против него. Маргарита, кстати, держала дома тритона.

В общем, их не тянуло друг к другу, если не считать потребности в эпизодических бесполых отношениях. В некотором смысле разговоры в задней комнате магазина были трепом идеальных читателей, не отягощенных попытками выставить себя в выгодном свете и преуспеть на поприще самоутверждения. Впрочем, иногда они подолгу молчали, глядя на догорающие свечи или на догорающую вечернюю зарю — в зависимости от времени года.

Казалось, так и будет и впредь, по крайней мере ни Квинт, ни Марго не захотели бы ничего менять по своей воле. Инстинкт подсказывал, что серая жизнь имеет огромный запас устойчивости — в подавляющем большинстве случаев. Но не всегда. Равновесие было нарушено в последнюю субботу октября.

Квинт появился в «ВООКашке», имея при себе бутылку сухого вина и твердое намерение обеспечить себя чтивом на грядущий выходной. Заметив три‑четыре фигуры между стеллажами, он поприветствовал Маргариту издали. В ответ она предъявила ему улыбку с сильно смещенным центром тяжести. Марго перешла на толстые сигары. У Квинта это вызвало предположения в духе папаши Фрейда, которые он решил пока оставить при себе. Он двинулся вдоль стеллажей, высматривая добычу, а Маргарита тем временем обслуживала крупногабаритную даму, покупавшую всего «Гарри Поттера».

Находясь в свободном поиске, Квинт вполне доверял своей интуиции. Она его редко подводила. Он почти не глядел на обложки и никогда не читал аннотаций. Блуждающая правая рука сама обнаруживала цель. Квинту оставалось лишь следовать игре, об истинных правилах которой он имел самое смутное понятие.

В тот вечер, совершая обычный ритуал, он наткнулся на «Эхо проклятия», открыл книгу на первой странице и понял, что воскресенье не пропадет зря. Прихватив с собой еще и DVD с энциклопедией средневековой японской живописи, Квинт направился к кассе. Марго уже выпроводила толстуху и теперь сквозь зубы отвечала молодому человеку, который, похоже, не знал, чего хочет. Квинт подождал в сторонке, глядя через витринное стекло на улицу. Там скользила неясная череда теней, как будто ад уже наступил, поднялся подобно темному континенту из глубин тотальной летаргии — тяжелый мутный сон, завоевавший явь без единого звука. Электрический свет был последней надеждой существ, навеки утративших звезды…

Звякнул колокольчик над дверью. Юнец удалился. Квинт ринулся на свой обитаемый остров, ощутив желание поскорее переместить вино из бутылки в желудок, но на полпути его остановила Марго.

— Сегодня смываюсь раньше, — сказала она, надевая плащ, и быстро пересчитала деньги в кошельке.

— Ладно.

Он не сильно огорчился. У него уже было все, чтобы хорошо провести этот вечер.

— На, прочти, если интересно. — Уже возле двери Марго сунула ему какую‑то карточку, размером чуть больше обыкновенной визитки, а сама занялась сигнализацией.

При свете фонаря, горевшего над входом в магазин, Квинт прочел запись, явно сделанную наспех ее рукой, словно под диктовку с чьих‑то слов: «Программа «Последний свидетель». Переживите чужую смерть, как свою собственную, — и ощутите вкус жизни заново. Глубокий психотерапевтический эффект. Не виртуальные технологии. Не галлюциногены. Только для совершеннолетних». В самом низу мелким почерком был записан адрес и номер мобильного телефона.