Сборник - Городская фэнтези – 2008

— Ну, спасибо!

«Не за что. Теперь чуть пониже. Фр‑р‑р‑р‑р».

— Что вы собираетесь делать?

— Я, — выкормыш фейри поднимается, — отправлюсь на ночной покой. Мудрость сна поможет обдумать тревожные вести, принесённые вашей сестрой.

— Что? Постойте!

Я вновь выпускаю когти.

— Мы должны что‑то решить!

— Утром я сообщу о своём решении, — она оборачивается уже на лестнице. — Да будет ваш сон ограждён от слуг двора Оживших Кошмаров.

И исчезает.

Всё правильно. Смертный мир, как когда‑то заметила сама Осенняя Гроза, — прекрасное место, чтобы отлежаться и замести следы. Сутки у нас в запасе есть, быть может, и больше. А значит, пороть горячку не стоит. Димка явно не согласен.

— И вам спокойной ночи, — ядовито возмущается смертный. — Объявить, что планету завтра, быть может, уничтожат, и спокойно отправиться спать!

Я отвечаю с ощутимым превосходством: «Она не может идти на охоту, не обдумав вести о дичи. Она не столь мудра».

Под мудростью в данном случае имеется в виду исключительно кошачье понятие, включающее ум, хитрость, опыт предыдущих жизней, силу, ловкость… И прежде всего магию.

Димка понимает. Хмыкает.

— А ты, надо понимать, просто кладезь этого многогранного интеллекта?

«Разумеется. Я — кошка. А кошки по определению гениальны».

Спрыгиваю на пол.

— И что же мы будем делать, ваше кошачество? «Элементарно, Шувалов. Завтра мы сделаем то, что скажет Aoibheal. А сейчас мы ляжем спать».

И, гордо подняв хвост, я направляюсь наверх, в свою спальню. Димка пытается ещё что‑то возмущённо доказывать, потом машет рукой:

— В этом облике от тебя явно не добьёшься толку.

И тянется за сотовым. Что ж, мой брат, хоть он и двуногий, не глуп. А я давно поняла, что отнюдь не единственная из Шуваловых веду двойную жизнь.

Орден колдунов, мр‑р‑р? Могла ли Aoibheal такими словами описать непривычную для неё концепцию спецслужб? Или речь всё же идёт о настоящем, секретном, проеденном молью и тайнами ордене? Оба варианта предполагали определённый набор преимуществ и сложностей… Но в любом случае брат сам знает, что, как и кому можно говорить. А кому нельзя.

Я уже наверху лестницы, когда долетает осторожный вопрос:

— Двор Оживших Кошмаров?

Фыркаю. Если эти найдут дорогу в наш дом, волноваться о какой‑то там войне будет уже бессмысленно.

Я привычно отправляюсь в свою комнату, но, почуяв на двери чужой запах, останавливаюсь. Гневно бью хвостом. Этот, этот… брат отдал мою комнату выкормышу фейри, подменышу, смертной выскочке! То есть я сама оставила здесь Aoibheal, когда впервые принесла её сюда, но кого волнуют детали. Моя комната занята, и это вина Димки!

Мстительно прищурившись, разворачиваюсь и, мягко ставя лапы, отправляюсь в другую сторону. Можно, конечно, занять спальню родителей, с широкой мягкой кроватью. Но это будет слишком просто.

Туманом просачиваюсь сквозь дверь в комнату брата, легко вскакиваю на его постель. И растягиваюсь на ней, диагонально, на самой середине, заняв просто абсурдное количество места. А затем оборачиваю себя магией, отталкивающей, жалящей и защищающей. Такой, которая не позволит сдвинуть меня с облюбованного места даже подъёмным краном.

Полностью довольная собой и жизнью, я злорадно засыпаю.

Вчера, на приёме у короля Ночи, я слышала, как фейри, бывшая бледной и опасной ночной бабочкой, рассказывала о своём взрослении. На пороге зрелости, в том возрасте, который смертные назвали бы подростковым, она тридцать три года провела в надёжном, безопасном коконе.

Как я завидовала! Тридцать три года ничем не прерываемого сна. Какое ещё определение можно подобрать понятию «нирвана»?

Со стоном приподнявшись на локте, я запустила подушкой в надрывающийся будильник. Не помогло. Проклятое орудие пытки упало на пол и продолжило пищать оттуда. Пару раз попытавшись расколошматить поганца магией, я всё же сдалась, сползла с кровати и выключила его вручную.

А люди ещё считают нас садистами. Лицемеры!

Смирившись наконец с тем, что в смертных реалиях наступило утро и время здесь не имеет ни малейшего желания останавливаться ради моего удобства, я проснулась. И попыталась понять, где именно.

По всему выходило, что это — дачная комната Димки. Тогда почему я тут, да ещё в бальном платье и ледяных туфельках?

На границе памяти мелькнули смутные тени. Брат, уставший и злой, пытающийся отвоевать свою комнату у хвостатой захватчицы и наконец отступающий, чтобы найти себе другое убежище. Истощение, телесное и магическое, позволившее сбросить неестественную для меня ипостась. Тупая боль превращения, так и не пробившаяся сквозь пелену сна.

Вчерашние кошачьи выходки.

Уоух‑х, госпожа моя! Чтобы я ещё приняла малознакомую форму посреди кризиса! Или в присутствии свидетелей. Хотя в одном Aoibheal права: в таком состоянии меня не нашло бы ни одно поисковое заклинание.

Магию сложно сделать дуракоустойчивой. Мы, дураки, слишком оригинальны.

Если это так можно назвать.

Со стоном я поднялась на ноги. Вы когда‑нибудь пытались спать в туго зашнурованном корсете? Уникальный опыт. Кольчуги и доспехи и рядом не стояли. Лежали. Кто‑нибудь, принесите мне кофе.

Ослабив шнуровку, жертва недосыпания направилась на поиск одежды, не навевающий ассоциации с застенками инквизиции. К сожалению, мой шкаф, как и всё его содержимое, находится в моей комнате. Той самой, которую оккупировала Aoibheal.

Злая и невыспавшаяся, я спустилась вниз. На кухне кто‑то гремел сковородками, напевая отвратительно жизнерадостным голосом. Ну почему, почему у каждой несчастной совы непременно должен быть среди родичей злобный жаворонок?

— Дима. Кофе.

— О! Оно воскресло! Оно говорит — самыми примитивными предложениями. Учёные спорят, можно ли признать это разумным?

— Убью. Кофе.

Брат появился в проёме дверей кухни, одетый лишь в джинсы и кобуру, с дымящейся ароматной чашкой в руке.

— Проснись и пой, о самая утренняя из всех… — Он запнулся, увидев в гостиной меня. Недоумённо огляделся. — Прошу прощения, леди Авхиль, мне показалось, я слышал Дарью.

Теперь настала моя очередь непонимающе оглядываться.

— Дим? — Наполовину ещё спящие мысли наконец смутно зашевелились. — Это я. Я просто вчера не переоделась.

— Даша?

Его глаза вглядывались в меня, постепенно расширяясь. На лицо вновь легла непроницаемая маска, которую я успела так возненавидеть за последние полгода. Всего день, как она начала исчезать, как рядом со мной вновь оказался мой брат. И вот опять.

Надо же было показаться ему в полном придворном одеянии, при драгоценностях, со звёздами, запутавшимися в растрепавшейся причёске! Я ведь отлично знала, что выгляжу совершенно бесчеловечно, что в блеске силы госпожи я с ног до головы — фейри. Зачем тыкать в это носом Димку?