Роберт Сальваторе - Король Призраков

Кэтти-бри, танцуя, покинула полянку и запела. Она никогда не увлекалась пением, но сейчас, в этом зачарованном лесу, ее голос зазвучал удивительно мелодично.

Они все еще оставались на Ториле, хотя и сами этого не знали. Это был маленький лесной уголок вечной весны в мире, который с каждым днем становился все темнее и холоднее. Они были связаны с этим местом даже крепче, чем Кэддерли был связан с Храмом Парящего Духа. Уйти отсюда означало бы навлечь на себя ужасные кошмары и обречь себя на вечные блуждания.

И любому, кто попытался бы сюда проникнуть, грозили те же самые бедствия.

Потому что эта долина была проявлением чувств Миеликки, выражением возможностей, того, что могло бы быть, а не того, что есть. Здесь не было никаких чудовищ, хотя встречались многие животные. И этот дар был сугубо личным, его невозможно с кем-либо разделить. Это тайное убежище богини Миеликки, ее неотъемлемое владение, ее представление о мире, который стал развиваться в другом направлении.

Две груды камней.

Два кургана, под одним покоится Реджис, под другим — Кэтти-бри. Всего только месяц назад Дзирт и Кэтти-бри пустились в путь из Серебристой Луны в Мифрил Халл, и, несмотря на проблемы с Пряжей, это было радостное путешествие. За восемь прошедших лет Дзирт обрел целостность, ощутил, как удваиваются все его радости и как вполовину уменьшается любая боль, пока он, словно танцуя, идет по жизни рука об руку с удивительной женщиной, подарившей ему свою верность, сочувствие и любовь.

А потом все исчезло, все это было отнято, и он никак не мог смириться. Он пытался утешить себя тем, что ее мучения закончились, что она успокоилась, по всей вероятности, рядом с Миеликки, поскольку они видели единорога. Ведь в последние недели она испытывала непереносимые страдания.

Но это не действовало, и он мог только качать головой, сдерживать слезы и бороться с желанием броситься на эти холодные камни кургана, возведенного в самом нижнем уровне Мифрил Халла.

Он посмотрел на меньший курган и вспомнил их с Реджисом путешествие в Лускан, а потом мысленно вернулся к первой их встрече в Долине Ледяного Ветра.

Дзирт опустил руку на голову Гвенвивар, приглашенную им на церемонию прощания. Ее присутствие показалось ему обязательным, и, если бы это было возможно, он позвал бы и Вульфгара. Дзирт решил, что снова отправится в Долину Ледяного Ветра, чтобы лично известить своего друга-варвара.

Мысль о предстоящем разговоре с Вульфгаром сломала последний барьер в душе Дзирта До’Урдена. Он начал всхлипывать, плечи затряслись, и он понял, что падает на пол, — как будто камни рванулись навстречу, желая его поглотить. Как он хотел, чтобы это случилось!

Бренор обнял его за плечи и тоже заплакал.

Но вскоре Дзирт стряхнул его руку с плеча и встал во весь рост, а его леденящий взгляд грозил заморозить кого угодно.

— Все будет хорошо, эльф, — прошептал Бренор.

Но Дзирт лишь отрешенно смотрел вперед, испытывая холодную ярость.

Он знал, что уже никогда не станет таким, как прежде; он знал, что душевные муки не уменьшатся ни через несколько дней, месяцев или лет, даже десятилетий. В конце этого темного туннеля больше нет сияющего света надежды.

На этот раз все кончено.

Как только Реджису захотелось найти леску, она сразу же обнаружилась. Когда ему понадобились крючок и удилище, они тоже быстро нашлись. А когда он вытащил из небольшого озера первую форель, он восхищенно вздохнул и подумал, не оказался ли он снова в Долине Ледяного Ветра.

Нет, конечно, он знал, что это не так, и, даже если этот лес рос на этой земле, все равно это было нечто другое.

Инструменты для резьбы по кости тоже лежали на виду, и Реджис, обнаружив их, уже не удивился. Он захотел их получить, и они появились. Он стал гадать, не было ли это просто его мечтой, какой-то грандиозной иллюзией.

Рай или преисподняя?

Может, он скоро проснется?

А хочется ли ему этого?

Он проводил дни, занимаясь рыбной ловлей или резьбой по кости, ему было тепло, и хафлинг был всем доволен. Он ел такую вкусную пищу, какой никогда не пробовал раньше, а, насытившись, отправлялся спать и видел прекрасные сны. И песни Кэтти-бри звенели в лесу, хотя видел он ее довольно редко и только издали, когда она танцевала в солнечных или лунных лучах, словно это были лесенки в небо.

Она все время танцевала. Лес оживал в ее движениях и в ее песнях, и веселые птичьи трели аккомпанировали ей при свете солнца, а теплый сумрак ночи расступался перед ее красотой.

Он не чувствовал себя несчастным или разочарованным, но из чистого любопытства Реджис несколько раз пытался пойти по прямой линии, не сворачивая ни на шаг ни вправо, ни влево, чтобы дойти до края леса.

Но каждый раз он неожиданно и необъяснимо оказывался на том же самом месте, откуда выходил, на берегу маленького озера.

Тогда он упирался руками в бедра и смеялся, а потом шел вытаскивать удочку.

Так проходило время, и само это понятие стало бессмысленным, поскольку дни и времена года здесь ничего не значили.

В лесу иногда выпадал снег, но холодов не было, и цветы цвели не переставая, и Кэтти-бри, воплощение чувств Миеликки, не прекращала своих танцев и песен.

Это было ее место, ее лес, и здесь она узнала счастье, спокойствие и ясность мысли, и, если бы на лес обрушились невзгоды, она встретила бы их со всей решимостью. Реджис все это понимал, как понимал и то, что он здесь всего лишь гость, хотя и всегда желанный, но не так прочно связанный с этим местом, как его подруга.

Хафлинг принимал все это как должное и стал в некотором роде хранителем леса. Он развел сад и довел его до совершенства. Он выстроил себе домик на склоне холма, с круглой дверью, с красивым очагом, с полками, на которых стояли вырезанные им фигурки, с деревянными тарелками и чашками, со столом, всегда накрытым…

…для гостей, которые не придут никогда.