Сергей Лукьяненко - Ночной Дозор

– «Мы с Урала»? – спросил я, вспомнив курс по общению с людьми и варианты знакомства.

– Да. Все шло нормально. Застолье, пьянка, поедание уральских деликатесов… из ближайшего супермаркета…

Я вспомнил увесистую сумку Медведя.

– В общем, время они проводили хорошо, – в голосе Ильи была не зависть, а, скорее, полное одобрение товарищей. – Светло, тепло, и мухи не кусают. Пацан то с ними сидел, то в своей комнате… Откуда было знать, что он уже способен входить в сумрак?

Меня обдало холодом.

И впрямь – откуда?

Я же не сказал. Ни им, ни шефу.

Никому.

Удовлетворился тем, что вытащил мальчишку из сумрака, пожертвовав толикой крови.

Герой.

Один в поле воин.

Илья продолжал, ни о чем не подозревая:

– Вампирша зацепила его Зовом. Очень прицельно, ребята не почувствовали. И крепко… пацан даже не пикнул. Вошел в сумрак и выбрался на крышу.

– Как?

– По балконам, до крыши было всего три этажа. Вампирша уже ждала там. Причем знала, что парень с охраной, едва схватила – сразу же раскрылась. Теперь родители спят крепким здоровым сном, вампирша стоит с мальчишкой в обнимку, Тигренок и Медведь рядом с ума сходят.

Я молчал. Нечего тут было говорить.

– Глупость наша, – все-таки заключил Илья. – И роковое стечение обстоятельств. Мальчишку ведь даже никто не инициировал… кто знал, что он может войти в сумрак?

– Я знал.

Может быть это были воспоминания. Может быть страх перед бешенной гонкой автомобиля по трассе. Но я посмотрел в сумрак.

Как хорошо людям, они не видят этого – никогда! Как им плохо – им не дано увидеть!

Глубокое серое небо, в котором нет и не было звезд, небо вязкое как кисель, светящееся тусклым, мертвенным светом.

Все силуэты смягчились, растаяли – и дома, по стенам которых растекся ковер синего мха, и деревья, ветви которые в сумраке колышутся совсем не по воле ветра, и уличные фонари, над которыми кружат, едва шевеля короткими крыльями, сумеречные птицы. Едут навстречу машины – медленно-медленно, шагают люди – едва переставляя ноги. Все сквозь серый светофильтр, все сквозь ватные пробки в ушах. Немое черно-белое кино, изыск пресыщенного режиссера.

Мир, где мы черпаем свою силу. Мир, который пьет нашу жизнь.

Сумрак.

Каким в него войдешь – таким и выйдешь.

Серая мгла растворит скорлупу, которая нарастала на тебе всю жизнь, вытащит то ядрышко, что люди называют душой, и попробует на зуб. И вот когда ты почувствуешь, как хрустишь в челюстях сумрака, ощутишь пронизывающий холодный ветер, едкий, как змеиная слюна… тогда ты станешь Иным.

И выберешь, на чью сторону встать.

– Мальчик еще в сумраке? – спросил я.

– Они все в сумраке… – Илья нырнул вслед за мной. – Антон, почему же ты не сказал?

– Не подумал. Не придал значения. Я не оперативный работник, Илья.

Он покачал головой.

Мы не умеем, почти не умеем упрекать друг друга.

Особенно, если кто-то и в самом деле виноват. В этом нет нужды, наше наказание всегда вокруг нас. Сумрак дает нам силы, недоступные людям, дает жизнь, по человеческим понятиям – почти вечную. И он же отбирает все, когда приходит час.

В каком-то смысле, все мы живем взаймы. Не только вампиры и оборотни, которым надо убивать, чтобы продлить свое странное существование.

Темные не могут позволить себе добра. Мы – наоборот.

– Если я не справлюсь… – я не закончил фразу. И так все было ясно.

Сквозь сумрак это было даже красиво. На крыше, плоской крыше нелепого «дома на ножках», горели разноцветные блики. Единственное, что здесь имеет цвет – наши эмоции. Их сейчас было предостаточно.

А самым ярким был дырявящий небо столб багрового пламени – страх и ярость вампирши.

– Сильна, – коротко сказал Семен, глянув на крышу и пинком захлопывая дверь машины. Вздохнул, и стал раздеваться.

– Ты что? – спросил я.

– Пойду-ка я туда по стене… по балконам. И тебе советую, Илья. Только ты иди в сумраке, легче.

– А ты как собрался?

– Обычно. Меньше шансов, что заметит. Да не беспокойтесь… я шестьдесят лет альпинизмом занимался. Фашистский флаг с Эльбруса скидывал.

Семен разделся до рубашки, кидая одежду на капот. Мимолетное охранное заклятие легло следом, прикрыв и тряпки, и саму щегольскую тачку.

– Уверен? – поинтересовался я.

Семен ухмыльнулся, поежился, сделал пару приседаний, покрутил руками, будто физкультурник на разминке. И неспешной рысцой побежал к зданию. Легкий снежок падал ему на плечи.

– Заберется? – спросил я Илью.

Как подняться по стене здания в сумраке, я знал. Теоретически. А вот восхождение в обычном мире, да без всякого снаряжения…

– Должен, – без особой убежденности подтвердил Илья.

– Когда он десять минут плыл по подземному руслу Яузы… я тоже думал, что не выберется.

– Тридцать лет занятий подводным плаванием, – мрачно сказал я.

– Сорок… Пойду я, Антон. Ты как – лифтом?

– Да.

– Ну давай… не тяни.

Он перешел в сумрак, и побежал вслед за Семеном. Наверное, они будут подниматься по разным стенам, но я даже не хотел выяснять, кто по какой. Меня ждал свой путь, и не факт, что он будет легче.

– И зачем ты меня встретил, шеф… – прошептал я, подбегая к подъезду. Снег хрустел под ногами, в ушах стучала кровь. На бегу я достал из кобуры пистолет, снял с предохранителя.

Восемь разрывных серебряных пуль. Должно хватить. Только бы попасть. Только бы найти тот миг, когда у меня будет шанс – попасть, опередить вампиршу и не зацепить мальчика.

– Рано или поздно тебя бы встретили, Антон. Если не мы – то Дневной Дозор. А у них тоже были все шансы получить тебя.

Я не удивился, что он следит за мной. Во-первых, дело было серьезное. Во-вторых – он, все-таки, мой первый наставник.

– Борис Игнатьевич, если что… – я расстегнул куртку, засунул пистолет за спину, воткнул ствол под ремень. – О Светлане…

– Ее мать проверили до конца, Антон. Нет. Она не способна на проклятие. Никаких способностей.

– Нет, я о другом. Борис Игнатьевич… я вот что подумал. Я ее не жалел.

– И что это значит?

– Не знаю. Но я ее не жалел. Не делал комплиментов. Не оправдывал.

– Понятно.

– А теперь… исчезните, пожалуйста. Это моя работа.

– Хорошо. Извини, что погнал тебя в поле. Удачи, Антон.

На моей памяти шеф не извинялся ни перед кем, и никогда.

Но мне некогда было удивляться, наконец-то подошел лифт.

Нажимая кнопку последнего этажа я заметил болтающиеся на шнуре пуговки наушников. Странно, они играли. Когда я включил плеер?

И что мне выкинет случай?

Обожаю «Пикник».

Интересно, а Шкляревского проверяли на принадлежность к Иным? Стоило бы… А может, и не надо. Лучше, пусть поет.