Вера Камша - Яд Минувшего. Часть 1

Не тогда и не ему, а себе, но поклясться легче, чем сдержать клятву.

— Ваше Преосвященство, куда уехала Матильда?

— Домой, — медленно проговорил кардинал, — но Его Величеству знать об этом не обязательно.

Альдо догадается, но что он предпримет? Закроет глаза или пошлет погоню? И, во имя Астрапа, что с Удо?!

— Я правильно понял, они уехали втроем?

— Вне всякого сомнения. — Левий не колебался ни секунды. Матильда была с кардиналом откровенна, но не настолько, чтоб сказать про Борна.

— Ее Высочество очень расстроило мое письмо?

— Скорее, оно послужило последней каплей, а вот это письмо, без сомнения, весьма расстроит Его Величество. — Кардинал поднял какой-то листок и протянул собеседнику. — Зло, но хлестко. Горожане будут в восторге. Хотите еще шадди?

— Да. — Каллиграфический почерк, роскошная бумага, знакомый, навязчивый ритм…

Сия старинная песня переведена мною с гальтарского во имя общего блага. Древние полагали, она способствует изгнанию из жилища тараканов и прочих докучливых гостей, для чего надлежит ее исполнять четырежды в день, сопровождая пение решительными действиями.

Создатель, храни Талиг и его законного короля!

Суза-Муза-Лаперуза, граф Медуза из Путеллы.

400 год К. С. 10-й день З. С.»

— Прочли? — Левий пошевелил свою посудину, утверждая ее в раскаленном песке. По лицу кардинала было трудно что-то понять, но Роберу показалось, что клирик доволен.

— Прочел. — Удо жив, на свободе и не собирается сдаваться, но тогда где он? Неужели у Левия? — Откуда оно?

— Из храма Создателя Милосердного, — охотно сообщил кардинал. — Было в ящике для просьб о поминовении. Не думаю, чтобы граф Медуза ограничился единственным посланием.

Можно ставить Моро против таракана, не ограничится. Кардинал помешал шадди:

— Адриан писал, что благородство мужчин измеряется подлостью и никчемностью навязавшихся им женщин. Полагаю, верно и обратное. Никчемность и подлость мужчин измеряется благородством оставивших их женщин. Я не встречал дамы благородней принцессы Матильды. Что до вашей кузины, то подобную добродетель легче найти в Эсператии, чем в жизни… Их выбор — весьма печальный знак для Его Величества.

Утыканная растрепанными вишневыми метелками деревушка была паршивой, а постоялый двор с пьяным в стельку лисом на вывеске и того хуже, но куда деваться? Люди потерпят, а лошадям нужен отдых, иначе останешься на своих двоих.

— Что, гица? — Осунувшийся Лаци все равно усмехался. — Заедем или дальше?

Бочка решил заехать. Матильда с трудом удержала почуявшего жилье жеребца, Темплтон уже привычно молчал, его гнедой линарец печально втягивал ноздрями пропахший дымом ветер. Умей кони скулить, гнедой бы заскулил.

— Часа два, не больше, — решила Матильда.

— Как гица велит, — подкрутил ус доезжачий, заворачивая белоногого Витязя. Что конь, что хозяин были бодрей попутчиков, парочка хорн была бы им не в тягость, но в дороге решает слабейший.

— Рассиживаться не будем. — Рука принцессы привычно потянулась к пистолетам. Деревушка казалась безобидной, но кто их тут разберет.

— Кто рассиживается, гица? — хохотнул Лаци. — Мы? Да мы скачем, как борзые за зайцем.

— Скорей, как зайцы от борзых, — пробормотал Дуглас. Он тоже не расставался с оружием даже ночью.

— И зайцам лежка нужна, — напомнил доезжачий, сам походивший на борзую. — А вот и хозяин!

Выскочил, твою кавалерию, сейчас начнет шкуру драть. Деньги таяли до безобразия быстро. Дуглас уже просадил все, что имел, вчера в ход пошел кошелек Матильды, а до Алати еще ехать и ехать.

— Какая радость, — пузан в синем фартуке всплеснул ручищами, словно девица, — какая неслыханная радость! Такие гости! Прямо весна на дворе! Сюзанна! Сюзанна! Бездельница проклятая… А ну иди сюда…

— У тебя много народу? — хмуро осведомился Темплтон.

— Никого, — замотал головой хозяин, — ну как есть никого нет… Такое разорение, господа, такое разорение… Не ездят люди, боятся, а что делать бедному Франсуа? Умирать с голоду?

Такой, пожалуй, умрет. Брюхо — хоть сейчас рожай, да не ребенка, а теленка.

— Ячмень найдется? — Главное — кони, всадники — дело шестнадцатое.

— Найдется, — замахал лапами хозяин, — как же не найтись? Грех таких славных лошадок обижать… Сразу видать, голубчикам досталось… Господа такие смелые, такие смелые. В наше время ездить — по восемь жизней иметь.

— У нас по шестнадцать, — подмигнул Ласло. Чем ближе была Алати, тем веселей становился доезжачий. Мерзавец ехал домой и вез свою гицу, а в Талиге он ничего не забыл.

— Господин любят пошутить, — захохотал трактирщик, — а старый Франсуа посмеяться. Амбруаз, где ты там, кошкин сын?

— Да тут я. — Здоровенный детина благоухал навозом, во вставшей дыбом волосне запуталось сено. — Ух, красавчики какие…

— Ячменя задашь, — велел Франсуа, беря линарца под уздцы, — да подковы погляди, а то знаю тебя…

— Благодарю, любезный. — Дуглас с каменным лицом спрыгнул наземь. — Сколько возьмешь за ячмень и обед?

— Времена тяжелые, — запел свою песню трактирщик, — да для таких гостей… Недорого возьму, ну, совсем чуть-чуть…

Все так говорят, а как до расчетов дойдет, ячмень золотым окажется. Времена у него поганые… Это за Данаром внуковы мародеры последнее подчистую выгребли, а здесь всего хватает, но цены все одно до небес.

— А дозволь, гица. — Лаци снял Матильду с седла, ненароком прижав к себе. Вот ведь привязался, собака бешеная!

Освободившийся Бочка деловито хрюкнул и сам направился в конюшню. Витязь с Драгуном фыркали и перебирали ногами — торбы с зерном манили и их.

— Нет у меня постояльцев, — вновь завздыхал Франсуа, — ну совсем никого… Но такие гости… Нельзя господам за крестьянским столом обедать, ну никак нельзя. Сюзанна, чистую залу отвори…

— Вина согрей, — не выдержала Матильда, — а поесть, что побыстрее.

— Вино будет, — трактирщик придержал синюю дверь, — как же без вина… Новый бочонок открою, хороший год, отличная лоза, только зачем побыстрее? Лошадкам отдохнуть надо, замаялись лошадки…

Обычная болтовня, и морда тоже обычная, и суета, а не так что-то. Дались ему лошади… Нет, они устали, конечно, но не падают же. Ее Высочество тронула пистолет, знакомая рукоять немного успокоила.