Екатерина Нечаева - Ритуал

— Я в прачечную сразу мешок отношу, — пояснила Феолески, проследив за моим ошалевшим взглядом. Хотя я больше думала о том, на кой ей столько одежды и каково это, каждый день недели надевать разное. Комната у нее была большая, даже чуть больше, чем у нас с Маарой, но при этом жила она тут, по-моему, в одиночестве. Вариантов было два: либо она грохнула свою соседку, либо та от Феолески сбежала. Нет, был еще и третий, если семья у нее достаточно влиятельна, то ей могли выделить целую комнату с самого начала обучения.

— С тобой кто-нибудь еще тут живет?

— Что, не видишь, тут одна кровать.

— Ну кто знает, вдруг ты закопала соседку под горой мусора.

Феолески вяло покачала головой, даже не наорав на меня, и внезапно спросила:

— Тебе в последнее время снились необычные сны?

— Необычные? — И это все, о чем она хотела спросить?! Я едва сдержала вздох облегчения. — Например?

— Которые раньше тебе не снились, — с трудом ответила она.

Я задумалась. Временами мне снились кошмары. Они были настолько обыденны в моей жизни, что я уже давно перестала замечать их. Реальность дурных сновидений была близка мне и понятна. Они казались естественным продолжением моей дневной усталости, словно мир, баюкая меня в своих ладонях, забирается в мои сны и чудовищно отражается в них. Что именно имела в виду Риалис, было неясно.

— Перескажи такой сон. Может, и мне что-то вроде него снилось.

Феолески как-то странно на меня посмотрела, потом засунула руки в карманы, оттягивая их в стороны, и стала похожа на растерянного мальчишку-подростка.

— Мне снилось, что я демон. Тот демон, которого мы вызвали.

Я молчала и ждала, когда она продолжит.

— Мне снилось… В том мире было два солнца. Я выглянула в окно, и они были на небе, а само небо — голубое, но с мягким лиловым оттенком. Я видела множество существ, орущих что-то, жутко ревущих. Они кидались на стены замка, где я находилась, рвали когтями камень, не жалея себя. И их ярость была почти… ощутимой. А я наслаждалась ей. Я уже представляла, как буду убивать их одного за другим, и это нравилось мне. Нет, не просто нравилось. Я боевой маг, Тай. — Она заглянула мне в лицо пристальным, ищущим взглядом. — Я знаю, мне придется участвовать в боевых действиях. Я готова к этому. На тренировочных пустошах я уложила уже немало ваграков и еллси. Я знаю, каково это — убивать. Я знаю торжество победы, наслаждение чужой смертью. Но то, что я чувствовала во сне… Я никогда не чувствовала такого упоения, предвкушения чужой смерти, того, как ломко захрустят их кости, как сухие ветки, и они все подохнут. Это было опьяняюще. Я вообще не думала, что могу испытывать такие сильные эмоции. — Ее лицо стало еще более бледным и растерянным. Сны выеденного яйца не стоят, но видеть никогда не унывающую Риалис выбитой из колеи, вот это по-настоящему пугало.

— Еще что-то снилось?

— У меня болит ладонь, Тай. Иногда мне кажется, кровь демона, которой мы тогда обменялись, бежит в ней, как сотня плотоядных муравьев.

Я вздрогнула. Рука у меня тоже изредка побаливала, я все чаще замечала, что то и дело расчесываю ладонь, щупаю пальцами несуществующий шрам. Словно это была нестираемая метка, которую нам оставил демон. Об этом ни в одном фолианте сказано не было.

— И да, мне снилась… — зло продолжила Феолески. — Мне снилась ты! Я по-прежнему была заперта в том круге. И испытывала презрение, отвращение к маленьким хитрым зверькам, которые сотворили это со мной, И знала, что выберусь и расквитаюсь, потому что, обхитрив в одном, зверькам никогда не сравниться с делхассе. Он даже людьми нас не считает, летунчик, — криво хмыкнула Риалис, постепенно приходя в себя.

— Ну а я? Что про меня снилось?

Она снова посмотрела на меня странным, задумчивым взглядом.

— Я была в том круге, а потом появилась ты. Ты сидела на краю стола и пускала цветные блики, порхающие по комнате. И это было красиво. В какой-то степени это даже восхищало его. — Я почувствовала, как по спине у меня побежали мерзкие колючие мурашки, сотня иголок, впивающихся в кожу. Ей снилось, как я тренировалась создавать иллюзии бабочек. Я не рассказывала ей об этом. — Для него мы все тонкие и изящные, ты же видела этого громилу, мы — коротышки по меркам демонов. Для него мы все, ну как эльфы для людей, даже больше. Мы что-то невероятно хрупкое, необъяснимое. Он не понимает тех, кто может создавать красоту. Ты такая боязливая, такая хрупкая, а умеешь подобное, ему хотелось не просто убить, а понять, впитать в себя то, что никогда не будет достижимо. Во сне ты сидела на краю стола, скрестив ноги, и с выражением любопытства пускала цветные порхающие блики по комнате, а он жаждал вырваться из круга, смять, сдавить тебя так, чтобы затрещали кости. Сдавить голову, впиться в нее горячими ладонями, вплавляясь в кожу, навредить, проникнуть в мысли, ощущения, сломать, смять то, что не понимает.

…Как же нестерпимо холодно, думала я. С чего я решила, что сегодняшний день был жарким? Меня бил озноб, и мне было так холодно, будто на окрестности обрушились заморозки.

— А ты не могла бы пересказывать не так подробно? — огрызнулась я.

— Да ладно, летунчик. Это же просто сны. Или нет? — с подозрением спросила она.

— А другие? Им что-нибудь такое снилось?

— Я не спрашивала. — Феолески с досадой махнула рукой. — Будут смотреть как на трусиху.

Это мне не польстило. Значит, в глазах всех я труслива, как дебильный кролик, со мной говорить можно. Я вздохнула, соображая:

— Мне кажется, что этот обряд… когда мы обменялись кровью, как-то соединил нас. Это как у нас с драконом, шхэн знает, на что способна сильная кровная магия. Может, когда сознания отрубаются, сны перетекают друг в друга, может, в это время его мучили твои воспоминания. Но как только демон выполнит клятву и уберется, наверняка все закончится. Ты бы лучше спросила у эльфа, может ли делхассе проникать в наши мысли. На всякий случай.

— Ясненько. Ясненько. Может, и спрошу.

— Тебе что, нравится эльф, и ты не хочешь выглядеть перед ним трусливой?

Феолески съездила мне по уху. Впрочем, дружески, врежь она мне по-другому, я бы из лазарета две недели не вылезала.

— И не вздумай никогда больше! Этого говорить! Поняла?!

Я согласно закивала. Странно было знать, что самоуверенная Феолески так сохнет по своему приятелю Алли. И еще грустно, наверно. Потому что вряд ли она ему скажет, а влюбиться в эльфа, по-моему, безнадежная тупость. Эльфы — сухие, строгие, вечный тип наставника. Всегда поправляющие, указывающие, беспутные, холодные, расчетливые, не подпускающие близко. В хорошие дни даже своеобразно остроумные, но всегда бесчувственные и сдержанные по отношению к «расам нашим меньшим». То бишь ко всем, у кого уши не напоминают лопухи. Впрочем, кто знает. Я не любила плохие концы, может, поэтому богиня Везения была моей самой любимой, хотя чаще других подкладывала мне свинью.