Виталий Башун - Сэр Троглодит

Я ожидал чего угодно, вплоть до презрения со стороны девушки – в таких ситуациях виноваты обычно мужчины. Это они, как правило, совращают невинных дев, заставляя их вытворять такое... что вообще-то и сами девы вытворить очень даже не прочь. Однако отношение сеньориты ко мне не изменилось, она смотрела на меня по-прежнему страстно и призывно... Я не выдержал и более осознанно, с чувством, с толком, с расстановкой повторил все еще раз. И плевать на новые царапины, бурную качку кареты, сопровождающуюся ритмичным скрипом. Зато я понял, откуда у меня взялись следы укусов. Впиваясь в меня зубками, Мирасель сдерживала крик наслаждения, заменяя его тигриным рычанием. Представляю, как все выглядело со стороны – карета ритмично качается и поскрипывает, а из нее доносятся звуки борьбы двух здоровенных кошачьих.

Из экипажа я выполз часа через два, кое-как одетый, но довольный. Уверен, ни один медведь, добравшийся до богатейших запасов дикого меда, не был так счастлив, как я в те минуты.

Несмотря на состояние блаженной расслабленности, я счел своим долгом помочь отрядному костоправу, одному из гвардейцев, имеющему навыки оказания первой помощи на поле боя. Из полусотни охранников на ногах остались пятнадцать человек. Все легкораненые. Семерых тяжелых разместили на двух телегах, позаимствованных в деревне неподалеку. Сержант после боя отрядил двоих гвардейцев за транспортом, когда сообразил, что без этого тяжелых не вывезти. Лейтенант, к сожалению, геройски погиб.

Пришлось вспомнить все, чему нас учил мастер-целитель, и даже больше. При исцелении того самого раненого в живот воина, живописавшего мои подвиги, я впервые на практике применил глубокое зондирование. Собрав в ладонях клубок силы, я скрутил его жгутом и из этого жгута сформировал подобие клинка, поразившего бойца. Затем очень осторожно ввел его в рану на всю глубину. Слава Создателю, в теле не осталось посторонних предметов – как их вытаскивать, я тоже знал чисто теоретически, а потому не был уверен в положительном результате. Я чувствовал, как мой жгут силы уменьшается и утончается по мере сращивания поврежденных тканей. Вспомнив про очищение раны, мысленно преобразовал жгут, добавив антисептические свойства. Раненый застонал и чуть было не заворочался, что могло бы сбить весь процесс, но гвардейцы тут же пришли на помощь и обездвижили товарища. Они с изумлением наблюдали, как рана прямо на их глазах затягивается и покрывается молодой розовой кожицей. Когда дело было закончено, я попросил легкораненых, взявших на себя заботу о тяжелых, намазать рану мазью и перевязать чистой тряпицей, наказав выздоравливающему дня два полежать, пока ткани внутри брюшной полости не срастутся окончательно. Увидев такой результат, остальные попросили осмотреть и тех, кого уже успел перевязать костоправ. Правда, все просили не за себя, а за своих товарищей, понимая, что силы мои небесконечны. После первого успеха у меня как будто прибавилось сил, и я с удовольствием занялся всеми тяжелоранеными. На мгновение даже пожалел, что не сложилось у меня остаться в Барске учеником целителя.

Собрав трофеи и оружие своих погибших, мы, как смогли, похоронили павших, брат Зорвес попросил для них у Создателя легкого пути по небесным тропам, и остатки нашего отряда двинулись в путь. Мои трофеи – оружие и доспехи (разумеется, с кошельками и прочими дорогими побрякушками) восемнадцати сраженных лично мною, Мирасель разрешила положить к своему багажу на крыше кареты. Она, кстати, и сама не возражала против того, чтобы собрали и погрузили в багаж имущество подстреленных лично ею врагов. Это стало чем-то вроде охотничьего трофея, которым долгими зимними вечерами хвастаются перед друзьями, сидя у разожженного камина с бокалом старого вина.

На границе своих владений нас встречал сам граф Азильярос с сотней личной охраны. Видимо, деревенские успели известить его о случившемся, и он принял меры, дабы не допустить повторного нападения. Он предложил сеньорите погостить в его замке, отдохнуть и обсудить дальнейшие планы. Мирасель с удовольствием согласилась.

Ближе к вечеру мы достигли цели и через подъемный мост втянулись во двор замка. Слуги споро расседлали лошадей, пообещав обиходить их наилучшим образом. Раненых разместили в местном лазарете, где ими тут же занялся личный целитель графа. Мне предоставили комнату по левую сторону от двухкомнатных покоев сеньориты, а брату Зорвесу – по правую. Однако Мирасель объявила, что после нападения ее нервы не в порядке и она не сможет спать спокойно в одиночестве.

– Я бы с удовольствием предложил тебе свое общество,– улыбнулся граф,– но моя жена, боюсь, неправильно поймет такую заботу.

– О, не стоит беспокоиться. Мне вполне достаточно телохранителя, которого желательно поместить возле самой двери. Тебя не затруднит распорядиться поставить еще одну кровать? Походной будет вполне достаточно.

– Нисколько, о прекраснейшая.

Потом лично для меня была приготовлена горячая ванна, и три служанки помогли мне смыть пот, грязь и кровь. Через час я чувствовал себя обновленным и готовым к подвигам на поле постельного боя. Однако старшая служанка отрицательно помотала головой и знаками показала, что им строго-настрого запретили помогать мне в этой битве. Троица удалилась, тихонько хихикая.

Лакей проводил меня в покои сеньориты, где возле двери уже стояла довольно крепкая застеленная кровать. На столе благоухал разнообразной снедью и напитками большой поднос. Сеньорита сообщала через этого же лакея, что до позднего вечера она будет занята, и просила ужинать без нее. Невозмутимо подтвердив, что все принесенное предназначено для меня одного, лакей величаво удалился. Мои вещи, пострадавшие в бою, слуга забрал для стирки и починки, а мне пришлось надеть то, что было куплено еще в Вармоке, то есть наряд весьма скромный.

Отдав должное ужину, я использовал все свободное время для тренировки «холода» и управления силой. Каждый день убеждаюсь в огромной полезности этих умений. Жаль, конечно, что заработать на этом пока не удастся, но ведь не вечно же я буду телохранителем Мирасель. При следующем найме на работу можно предложить и такие услуги за отдельную плату.

Вернулась Мирасель поздно. Скептически осмотрела мое облачение, кивнула своим мыслям, затем устало прошла в спальню и села перед зеркалом. Вскоре подошли две служанки, предоставленные ей графом. Они принесли с собой тазик воды и принадлежности для вечернего умывания. Одна помогала сеньорите привести себя в порядок, вторая подготовила постель. Затем они раздели девушку, уложили ее в кровать, укрыли одеялом и по знаку Мирасель тихо и быстро удалились. Я тоже разделся, положил оружие так, чтобы было под рукой, и улегся на предназначенную для меня кровать, собираясь честно исполнить свои обязанности.