Сергей Волков - Пастыри. Четвертый поход

Толщиной с хорошее бревно, покрытая шипастой зеленовато-золотой чешуей гадина достигала в длину как минимум пятнадцати метров, а огромные кожистые крылья по своим размерам напоминали плоскости небольшого самолета.

Змея мгновенно обвила «Троллер» несколькими кольцами — затрещал металл — и ее большая, вытянутая голова замерла перед лобовым стеклом, прямо напротив прекративших свою драку Ильей и Удбурдом.

— Кто это? — тихо спросил тяжело дышащий человек, стараясь не двигаться и не шевелить губами.

— Змей Зилант. Одна из самых опасных тварей Хтоноса… — также не двигаясь, ответил Пастырь.

— Он нас убьет?

— Тебя — не знаю. Меня — попробует…

— И что делать?

— Ждать…

Зилант сквозь мокрое стекло пристально вглядывался в замершие фигуры. Его вертикальные зрачки чуть пульсировали, а в приоткрытой пасти угадывались длинные острые зубы.

Секунды казались бесконечными. У Ильи по спине тек холодный пот, руки дрожали. Он впервые столкнулся с пробудившейся, полной сил хтонической тварью, и исходившие от жуткого создания сила и ярость буквально парализовали его.

Неожиданно змей закричал. Блеснули сахарно-белые клыки. Пронзительный голос Зиланта резанул по ушам, заставив Илью вжаться в сиденье.

И в то же мгновение, взмахнув крыльями, тварь взлетела над дорогой — и исчезла в снежной круговерти.

— Почему… он улетел? — еле ворочая деревянным языком, проговорил Илья.

— Его позвали! Орда, что вышла из Колодца, торопится — Губивец спешит за Наперстком, и ему может понадобиться помощь. Оставим разногласия, живущий и смертный. Нам тоже надо торопиться! — судорожно сглотнув, ответил Пастырь.

— Ты поможешь мне спасти Яну? — Голос Ильи обрел твердость, и он решительно посмотрел в зеленые глаза Удбурда.

— Ты хочешь заключить со мной сделку?

В словах Пастыря Илье почудилась ирония, но он и не думал уступать:

— Да! Я везу тебя, помогая тебе, а ты спасешь мою женщину, помогая мне. Все честно!

— Честно… Вы, живущие и смертные, всегда стремитесь к честности, но живете обманом… Хорошо! Силой Нового Пути клянусь — я помогу тебе. Но и ты должен поклясться, что не предашь!

Удбурд сделал паузу, внимательно глядя на Илью, и закончил:

— Поклясться жизнью твоей женщины!

— Клянусь… Клянусь жизнью…

— Поспеши, живущий и смертный! Я уже говорил тебе — время, как всегда, очень дорого!

Илья никак не мог сформулировать свою клятву. Ему чудился какой-то подвох в словах Пастыря, но с другой стороны, тот поклялся первым, поклялся тем, что было для него самым дорогим — своим проклятым Новым Путем…

И Илья решился:

— Жизнью Яны клянусь — и я помогу тебе, Удбурд!

Пастырь скривился:

— Не пачкай моего имени. Для тебя я — почитаемый эрри. Но клятва твоя принята! Поехали!

Несколько секунд спустя «Троллер» вновь мчался сквозь метель, приближаясь к Средневолжску.

— И за какие такие заслуги я должен называть тебя «почитаемый»? — Илью задели слова Удбурда.

— А ты не понимаешь? — Пастырь улыбнулся уголком рта. — Вы, живущие и смертные, удивительно ограниченные существа…

— Вот-вот! Сперва ты меня и все человечество заодно называешь дураками, а потом хочешь, чтобы я тебя называл «почитаемый»!

— Ну хорошо! — Удбурд хлопнул в ладоши и повернулся к Илье: — Я объясню тебе, если ты сам не способен к такому простейшему анализу. Ответь мне: раб почитает господина? Слабый — сильного? Бедный — богатого? Наконец, сын почитает отца?

— Насчет последнего — хороший сын, конечно же, почитает, — Илья кивнул.

— А за что он почитает своего патера?

— Ну как… За то, что подарил ему жизнь, любит, воспитывает, помогает во всем, учит уму-разуму.

— Поразительно! — саркастически воскликнул Удбурд. — Поразительно, как в вашей иррациональной стране все перевернуто с ног на голову! Запомни, живущий и смертный: во всем цивилизованном мире сын почитает отца за то, что отец для него — сильный и богатый господин.

— А если не повезло мальцу и папашка у него — кривой безногий нищий, калека? — Илья на секунду отвлекся от дороги и подмигнул Удбурду.

— Все просто — такой не должен иметь детей, а если и имеет, то они вольны не считать его отцом…

— Фашисты вы все там, на вашем Западе, — убежденно сказал Илья, — лицемеры с двойными стандартами. Отец есть отец — всегда и везде. А какой он… Родину и родителей не выбирают. Их любят. Всем сердцем. Понимаешь, Пастырь?

— Любовь — не поддающееся логике понятие, — сухо проскрипел Удбурд, — но вернемся к нашей проблеме. Я переведу объяснение в другую плоскость: юный и невежественный должен ли почитать опытного и мудрого?

— Ну… в общем, да, тут ничего не скажешь! — Илья развел руками и тут же торопливо схватился за брошенный было руль — «Троллер» вильнул, попав колесом в выбоину.

— Так изволь именовать меня «почитаемый», ибо я во много раз старше и мудрее тебя! — торжественно воздел сухой желтоватый палец вверх Пастырь.

— У нас в России, — сварливо начал Илья, — старших принято называть по имени-отчеству! И тут я не буду отказываться — говори имя своего отца, и я буду обращаться к тебе, как у нас положено.

А вот что касается мудрости… Ты меня прости, но вы все там, в вашем Пастырлянде, дураки…

— Это еще почему? — возмутился Удбурд.

— Нельзя решать за людей, что им делать. Они, ну, то есть мы, люди, от этого дичают. А дикий человек — это страшно. Однажды весь ваш чистенький разжиревший Запад вдруг встанет на дыбки и разнесет вдребезги тот кукольный домик, что вы для него построили.

— Это домыслы, живущий и смертный! — после непродолжительного молчания изрек Удбурд и добавил: — Разрешаю тебе обращаться ко мне просто: Пастырь.

— Вот спасибочки, вот уважил, век не забуду вашей милости… — пробормотал Илья себе под нос, нервно посмеиваясь.

Километров десять они молчали, а потом Илья задал давно его мучивший вопрос:

— Слышь, Пастырь… А как так случилось, что я не забыл всего того, что было в сентябре? Янка вон вроде забыла, Громыко тоже, а я — нет!

— Все просто, живущий и смертный! Я знал, что ты мне понадобишься, и посчитал неразумным лишать тебя памяти. Поэтому я перехватил Пирамиду Забвения и исключил тебя из персон, на которых она была нацелена…

— Так ты все знал с самого начала?! — вытаращился на Уд бурда Илья. — Так какого же… Или опять — хитроумный план? Да?

Пастырь в ответ неопределенно покачал головой, но ничего не сказал…

— Не может ли твоя машина ехать побыстрее? — спустя какое-то время спросил Удбурд. — Мы рискуем опоздать…

— Сейчас попробуем… — и Илья, махнув рукой на чувство самосохранения, — чему быть, того не миновать! — принялся выжимать из джипа все его лошадиные силы.