Сергей Радин - Стража

От двери до гроба — два шага что для человека, что для "кузнечика".

У старушки-чтицы перехватило дыхание. Она, видимо, хотела кричать, но только прошелестела воздухом на выдохе. Силы духа всё же хватило подняться со стула и, прижимая к себе книгу, обежать изголовье гроба и спрятаться за спиной Вадима. Оба: и парень, и женщина — оказались в невольной ловушке, выход из которой был только через окно на улицу. Но Вадим не представлял собственного геройства, а глубоко внутри чувствовал, что "кузнечику" не нужны живые. Одним живым он уже позавтракал, да и то мимоходом, раз уж случилась такая оказия. Нет, целью "кузнечика" был покойник.

И, сделав эти два шага, "кузнечик" ("-чики" — тупо поправил себя Вадим) высоко поднял одну конечность и обрушил её на край домовины.

Одновременно с началом его движения "ожил" покойник. Холодная кисть в руке Вадима внезапно повернулась так, чтобы теперь и запястье парня сжимали мёртвые пальцы.

Поэтому, когда гроб грохнулся с табуреток, обе руки, живая и мёртвая, оказались накрепко сцепленными, а Вадим едва не рухнул на пол, увлекаемый тяжестью мёртвого тела.

— Что… что происходит? — Рот ощутимо вздулся, и губы ворочались туго, отдельно от Вадима.

"Ему. Необходимо. Прервать. Нашу связь". Кажется, у Голоса были те же проблемы с процессом говорения, что и у Вадима.

Все три головы разинули пасти и с сочным шипением выбросили в сторону людей языки. Наверное, пугали. И зря. Даже если бы Вадим хотел освободиться от хватки покойника, всё равно у него ничего не получилось бы. Мозги работали еле-еле, мышцы пребывали в оцепенении и не собирались подчиняться хозяину. Единственное отчётливое ощущение: по руке, от кисти до плеча, движется невидимая лента ("Или змея…"), движется, обвивая руку, шурша по сухой коже. И всё будто во сне. Ну да, тягучий бесцветный сон, в котором перемещаться приходится через силу, эмоции тоже заторможены, а явно абсурдное воспринимается как досадная помеха, но помеха, в общем-то, обыденная. Так, случайность, бывает время от времени… Точно. Не фильм ужасов. Фильм абсурда.

Старушка-чтица щекой прижалась к правому плечу Вадима, левой рукой он "прикован" к мертвецу, лежащему грузным бревном, справа от трупа в предупреждающей позе рычал Ниро.

Металлическая нога с чёрными, подсыхающими потёками подвинулась вперёд. "Кузнечик" отнюдь не находился в сомнениях — он пробовал лёд на прочность: ну, подвину ножищу свою, и что там дальше будет?

— Что мне делать?!

"Не допускай. Его. К моему. Физическому. Телу".

— И всё?! И больше ничего?!

"Ничего".

— Но как?!

"Зеркало. Он… боится".

При беглом огляде комнаты зеркала не обнаружилось. Вадим напомнил себе, что надо обращать внимание на предметы, занавешенные тряпками. Но, едва он начал отводить взгляд от "кузнечика", тот всей массой перешагал к передней конечности. Перешагивание вышло угрожающим, и эта угроза отвлекла Вадима от поисков.

9.

Замер он. Замер "кузнечик".

Но чудовище замерло на секунду-другую. Его конечность-разведчик находилась в опасной близости от ноги покойника — и волосатые "пальчики" мягко обволокли её и резко дёрнули.

Вадим в очередной раз чуть не рухнул вслед за мёртвым телом. Жёсткий толчок пробудил в нём волю и способность соображать. Последнее и заставило его обернуться к старушке, серой от полуобморочного состояния:

— Зеркало! Мне нужно зеркало! В комнате есть зеркало?!

От его неуместно громкого голоса она подпрыгнула и, глядя на "кузнечика" ополоумевшими от ужаса глазами, сунула руку в карман чёрной кофты, скорее всего не понимая, что делает.

Он успел увидеть её движение, а в следующий миг всё-таки оказался на полу — с такой силой "кузнечик" вторично рванул покойника.

Чтобы не уехать дальше, Вадим вцепился в ножку старого серванта и даже умудрился оттянуть несколько назад вожделенный для обеих сторон предмет — чувства и восприимчивость, осознал парень, притупились настолько, что к мёртвому телу не осталось ни толики уважительности, ни благоговения, ни трепета.

Абсурд… Абсурд! Всё происходящее не имеет права на существование в реальности!

Додумать он не успел. Ниро метнулся к "кузнечику" и попытался прокусить панцирное основание ноги-разведчика.

Змеи взвились к потолку. Их шип болезненно взрезал уши — значит, Ниро сумел нанести врагу хоть какой-то урон.

И опять Вадим не успел — обрадоваться отдёрнутой конечности, выпустившей добычу: от пинка пёс с жалобным всхлипом врезался в табуретку и не сразу смог встать на лапы.

Ощущение бегущей по руке ленты-змеи ослабло.

Прежде чем чудовище вновь сконцентрировало внимание на мёртвом теле, Вадим оттащил последнее к окну и теперь сидел, вжимаясь в холодные рёбра батареи. Специально для себя (чтобы не забыть?) он повторил: "У "кузнечика" три головы, но разделиться на три действия он не может. Значит, соображалка у трёх змеюк одна. Одна!" Что это ему даёт, он пока не знал; сидел на коленях в позе, как ему казалось, оплакивающего и всё больше воспринимал происходящее кощунственным — и не только по отношению к покойному, а больше — по отношению к самому существованию "кузнечика".

"Кузнечик" был существом примитивным. Вообще. Когда все три змеи вытянулись, точно стрелы, в сторону Вадима, он сразу сообразил, что сейчас будет атака. Или монстр слишком самоуверен, чтобы прятать свои намерения?..

Кто-то несильно потолкал его в плечо.

— Зеркальце! Зеркальце!

Шёпот старушки-чтицы сжал живот Вадима в горячую лепёшку.

Круглое девчачье зеркальце дрожало перед его глазами, стиснутое напряжёнными пальцами. Парень осторожно взял кругляш, и старушка опять отпрянула к подоконнику.

— И что дальше?

"Он должен увидеть себя в зеркале", — проинструктировали его.

Обернулся Ниро, будто услышав убийственный совет. Пёс крепко стоял на ногах, слегка расставленных для упора. Он недовольно морщил нос и подёргивал одной лапой. Значит, ушибся не так сильно.

Что "кузнечик" нападёт в следующее мгновение, Вадим угадал инстинктивно. Наверное, его инстинкты уловили намёк на действие со стороны чудовища. Только сам он резко поднялся на коленях, насколько позволяла тяжесть вцепившегося в него мертвеца, и вскинул руку с зеркальцем. Вскинул победно — и почти сразу запаниковал: "Зеркальце совсем крошечное! А вдруг не поймаю "кузнечика" в фокус?!"

Сработал принцип, который Вадим уловил раньше: одна змеиная голова едва не клюнула зеркальце и — застыла; а к ней потянулись две остальные. Узкие сплющенные морды ничего выразить не могли, но картинку парень машинально оценил: "Самолюбование монстров".

Оказалось, не самолюбование. В частокол "кузнечика" утянулась одна змея, за ней юркнули другие. Тихонько затопали жёсткие конечности. Затрещал дверной косяк — и снова гигантский ребёнок-идиот принялся играть в подъезде строительной сваей: "Грох! Грох!" Каким образом "кузнечик" издавал содрогающий здание шум, Вадим представить не мог, хотя очень старался. Ему почему-то нужно было это понять; однако, напрягая воображение, уверился только в одном: грохот, несомненно, производит именно "кузнечик".