Сергей Радин - Кодекс Ордена Казановы

— Диана…

— Что милый?

— Э-э… Мне очень неудобно, но где находится мужская комната?

Она обернулась к тому самому коридору.

— Видишь — два коридора? Иди в тот, что слева.

Ага, значит, нам — в тот, что справа.

— Диана, милая, но ведь ты дождёшься меня?

— Конечно, милый.

Он поразился радости в её голосе: похоже, ей тоже надоело торчать на танцплощадке. Вот как… Что ж она раньше не сказала, что устала танцевать?.. Усадив её за тем огрызком, который в этом заведении тоже называется столиком, Лёхин неспешно прошёл к стене, где активно, хоть и негромко переговаривались те же посетители, но не "парные". Его, видимо, тоже восприняли как завсегдатая и не слишком приглядывались. Подходя к коридору, Лёхин естественным движением смахнул с высокой спинки узкого стула чей-то пиджак и сразу шагнул в нужный коридор. Свитер слишком приметен среди сплошных пиджаков — замаскируемся под большинство.

В этом коридоре потолочные лампы источали тоже не самый яркий свет. Судя по всему, чуть впереди коридор поворачивал, и там свет отсутствовал. Впрочем, тем, кто активно общался в темноте, света, кажется, достаточно и из главного коридора.

"Чёрный пиджак не сделает меня невидимым", — понял Лёхин, и почти одновременно с этой мыслью его деловито двинули по уху. Он вздрогнул оглянувшись. Перед глазами красовалась стена, обсыпанная слюдянисто-блестящим песком метра на полтора от пола. Дальше, почти до потолка, её обклеили рельефными обоями. И между обоями и песком выделялся ещё один рельеф — небольшой прямоугольник, замаскированный отделкой. Оглянувшись, Лёхин приподнял крышку и быстро пробежался по жёстким клавишам электрощита. После пробы на третьей клавише в коридоре стало темно. Свет из основного зала утонул в темноте коридора — Лёхин с облегчением вздохнул и перешёл на тонкое зрение.

Маленький тупичок он нашёл сразу.

Естественно, любопытство — что за знакомый — одолевало. Но и ещё и претензия: чего это — двое на одного. Плюс ещё шкурный интерес — узнать про себя: ни разу в темноте на другое зрение не переходил.

Шкурный интерес удовлетворил сразу, заглянув в тупичок. Оказывается, видеть можно, только чуть темновато, как в вечерних сумерках, и фигуры людей очерчены как-то слайдово, что ли, — в общем, не совсем чётко.

А располагались фигуры очень любопытно. Одна, высокая, тонкая, стояла близко к выходу из тупичка, слепо шаря по стене. И вот-вот скоро фигуаы дошарится до выключателя, который в тупичке за метр до выхода — и за два метра от руки шарящего. Вторая фигура, тоже из высоких да тонких, чуть наклонилась в сторону, держа за шкирку фигуру третью, сидящую разбросав ноги по полу.

— Ну, что?

— Не найду. Наверное, чуть дальше.

Это они, высокие и тонкие, о выключателе — понял Лёхин. Он примерился, как вырубить первого, слепо и осторожно идущего, шаря по стене. Уже адреналин зажёг топку в ногах, и боевой огонь вкрадчиво и весело полез кверху, заставляя мышцы подрагивать от нетерпения… И тут словно над головой ведро с ледяной водой опрокинули. Нельзя! Нельзя драться!.. Диана знает, что он вышел из зала по своим делам. Возможно, кто-то из компании красавиц и красавчиков его разглядел. Драка сейчас — отсутствие доступа в кафе в дальнейшем. "А оно мне это надо? Доступ? — спросил себя Лёхин и честно ответил: — Не знаю. Но быть персоной нон грата нельзя. На всякий случай. Единственная ниточка через Диану — здесь".

Лёхин с сожалением вздохнул, вернулся к щиту и выключил всю линию.

— Нашёл?

— Нашёл. Замыкание, наверное. Не включается.

Пока они переговаривались, Лёхин прошёл мимо них до конца тупика, обнаружил ещё один поворот — в комнатку три на три, зато с единственным окном, забранным изнутри решёткой. "Нет. Это нам не подойдёт".

Между тем, второй, кажется, решил присоединиться теперь уже к поискам щита. Лёхин подоспел к нему как раз в тот момент, когда он бросил жертву и неуверенно пошёл вдоль стены, волоча ноги, чтобы не споткнуться.

Лёхин — обрадовался. Теперь он просто взвалил на себя третьего и тишком-молчком просочился мимо мальчиков-красавчиков. Из одного коридора в другой, с туалетами, он прошёл легко: на площадке перед эстрадой танцевали уже под томное пение двух девиц, сопровождаемое цветовыми эффектами.

В аристократическом кафе и туалеты оказались не хухры-мухры, а отдельными кабинетами. В обнимку с неизвестным Лёхин вошёл в один из них, виновато улыбнувшись какому-то дяде — явно из посетителей: курил у раскрытой форточки. Курильщик рассеянно улыбнулся в ответ: всякое, мол, бывает, напиваются даже в таком заведении…

Ввалившись в "кабинет", Лёхин усадил неизвестного на хороший, крепкий мягкий стул, тоже у окна, и, придерживая его за грудки, вгляделся в болезненно сморщенное лицо с полуприкрытыми глазами. Вот это да… Словно выпавший из-под свитера, Шишик весело заскакал по плечам и голове пострадавшего.

— Павел Иванович… Вы меня слышите?

Детектив из частного агентства что-то жалобно забормотал и вяло взялся за бок. Ага, вот как его… Небось, один сзади подошёл и по почкам врезал. Иногда, если в нужную точку, — и одного удара хватает.

Лёхин огляделся. Помещение замкнутое, без окон. Интересно, тот куряка ушёл? Ишь, барствует, у форточки ему покурить захотелось… Чуть приоткрыв дверь, Лёхин нашёл предбанник пустынным и быстро обследовал окно курильщика. Так, здесь решётка открыта. Цокольный этаж. Есть окна — значит, на двор дома выходят.

— Шишик, чем бы эту дверь…

"Помпошка" прокатилась по подоконнику. Между рамами прятался какой-то короткий лом, который Лёхин немедленно пустил в дело.

Далее — дело техники. Свитер снять — пиджак надеть. Джинсы и так не просохли. В полумраке кафе никто и не заметит, что они снова под дождём побывали. Решётку отвести в сторону, благо сделали её на манер оконной рамы. Без лишних движений, но быстро. Детектива на подоконник, прислонить к стене — как недавнюю девицу в гардеробе. Чёрт, та легче… Так. Сам на улицу (Шишик с бешено вытаращенными глазами успел вцепиться в полу чужого пиджака) — карниз окна над асфальтом сантиметрах в десяти. Ой, Лёхин, как хорошо — тренировок в дожди не бросил: вытащил Павла Ивановича наружу и быстро понёс его, почти под мышкой, к ближайшему подъезду. Подъезд, в общем-то, как и ожидалось, оборудован домофоном — внутрь не занесёшь. Но — всё-таки повезло: крыльцо оказалось очень уютным — с его покатой крышей в обе стороны, со стеночками по краям лестнички в пять ступенек, и стеночки эти не просто так, а с выступами-скамейками.

— Счастье твоё, — сказал Лёхин Павлу Ивановичу, бережно укладывая его на одну из скамей. — Время позднее. Бум надеяться, никто не появится, пока я к тебе снова не выйду. Слышь, Павел Иванович?