Иар Эльтеррус - Витой посох. Постижение

Чем дальше они отъезжали от города, тем круче становился подъем, тем больше вокруг встречалось скал, между которыми и лавировал отряд. Герцог предупредил, что в горах нужно передвигаться очень осторожно, встречается много разломов и трещин, поросших кустарником — издали их можно и не заметить. Он попросил двигаться, насколько это возможно, след в след за проводниками. Это касалось, конечно, только едущих на тирсах, карайны и сами уберегут своих всадников.

Халег задумчиво поглядывал в сторону Эванны, вспоминая их утренний разговор и ее рассказ. Как оказалось, во время прогулки девушка заметила местную ведающую и привычно подала той знак приглашения к разговору. Затем спохватилась, что ее вряд ли поймут, однако ее поняли и ответили знаком согласия. Знак выглядел несколько своеобразно, но был даже более похож на привычный северянам, чем подобный среди ведающих центрального Игмалиона. Эванна, отведя глаза сопровождающей охране и предупредив Нира, пошла за местной ведающей. Услышанное от нее сильно удивило девушку. В этой стране, в отличие от Игмалиона, если не считать северян, сохранились многие древние верования. И не только верования, уцелели, хоть и оказались под землей, несколько храмов, посвященных забытым богам, недобрым богам. И киреонские ведающие по какой-то причине считали, что их остров проклят этими древними богами. Это настолько совпадало со словами неизвестной женщины и тем, что ему рассказал Пепел, что Халегу становилось не по себе.

Молодая ведающая ловила на себе взгляды виконта, но не подавала виду. Она рассказала ему далеко не все — просто рано, ко многому он просто не готов, на него и так слишком много свалилось за короткий срок. На память пришел вопрос местной ведающей о том, не жрец ли Той, о ком не говорят, юноша с пепельным котом. Эванна машинально ответила, что пока нет, сама удивившись своему ответу. Затем поинтересовалась почему в Халеге заподозрили жреца. Местная долго мялась, а потом отвела девушку в небольшое подземное святилище Той, о ком не говорят, и показала немногие сохранившиеся настенные фрески. Эванну при виде этих фресок чуть удар не хватил. Только теперь пришло окончательное осознание того, при помощи чего Халег сдержал напор болотного зла. Многое стало ясно. И почему Пепел сам выбрал его. И почему киреонцы принимают виконта за жреца, которым он вполне может стать, и многое другое.

Фреска уцелела не вся, но фигура мужчины в сером одеянии, положившего одну руку на холку пепельного карайна, который был ему по пояс, а другой рукой сжимающий жезл, была как живая. Особенно поразили Эванну его глаза, не сразу она поняла, что на их место вставлены отполированные кружки неизвестного серовато-серебристого металла. Ей сразу вспомнились почти светящиеся глаза Халега после случившегося на болотах, а еще она поняла, что для инкрустации использован тот же металл, что и в цепи Герцога. Совпадение? Вряд ли. Фигуру жреца окружали внизу полуобнаженные женщины, явно жрицы, но в этом месте фреска частично осыпалась и деталей было не разобрать. Любой, кто видел эту фреску, встретив Халега в сопровождении Пепла, без сомнений принял бы его за жреца, слишком они были похожи.

Единственное, о чем Эванна еще спросила местную ведающую, так это о том, почему киреонцы считают себя проклятыми. На что та с тяжелым вздохом ответила, что их предки совершили нечто такое, из-за чего боги отвернулись от них и, кажется, вообще ушли. После этого случилось что-то страшное, памяти о чем не сохранилось, слишком мало людей выжило. А сейчас древние боги возвращаются так и не простив, значит снова неминуема кара. По крайней мере, так считают старшие ведающие. Затем местная с надеждой спросила, что думают об этом ведающие Игмалиона. Эванна не сразу нашлась, что сказать, так как сестры в королевстве на ее памяти ни о чем подобном вообще не упоминали, даже у них, на севере, где тоже помнили древних богов. Она честно сообщила об этом, от себя добавив, что их всех, скорее всего ждут большие беды, но в мир пришли избранники и новых, и древних богов. Эти избранники уже однажды спасли все живое в каверне. Возможно, спасут еще раз.

— А не они ли были рядом с тобой, когда мы встретились? — в глазах местной ведающей загорелся огонек надежды.

— Они, — с едва заметной улыбкой подтвердила Эванна.

— Спасибо тебе, сестра!..

Больше они ничего друг другу не сказали и разошлись. Теперь девушка пыталась осмыслить все, чему стала свидетельницей. И постепенно понимала, что самостоятельно вряд ли сумеет это сделать. Очень жаль, что здесь нет никого из старших сестер.

В отличие от остальных, Кенрик почти не смотрел по сторонам, доверившись Чернышу. Он размышлял. О себе и о жизни, испытывая при этом глухую досаду. На себя. Казалось бы, сделал выбор, решил идти до конца, а ведет себя чаще всего по-прежнему. Шутки друзей, как ни странно, заставили ронгедормца понять кое-что, чего он, как выяснилось, до сих пор не понимал. Он не понимал, что такое постоянная ответственность. Взять хотя бы слова Нира о том, что быть Кенрику придворным магом. Все верно ведь, больше просто некому, других истинных в каверне нет, если не считать того старика, но где тот старик? Некому больше противостоять кукловодам по-настоящему. А он, вместо того, чтобы делать дело, ноет, желая, чтобы его оставили в покое. От осознания этого Кенрику стало так стыдно, что заполыхали уши, хорошо хоть они были прикрыты волосами, и этого никто не заметил.

«А не хватит ли, дорогой мой? — спросил юноша себя самого. — Пожалуй, хватит».

И действительно, хватит. От него слишком многое зависит, придется соответствовать. Тяжело будет, сомнений нет, но выбор сделан и назад дороги нет. Да и Ниру понадобится помощь. Почему-то Кенрик не сомневался, что Нир станет королем, а почему — не знал и сам. А значит нельзя больше никому и никогда показывать своей слабости. Он не хотел всего этого, но так уж вышло, что эта неподъемная ноша свалилась именно на него. Возможно, из-за клятвы, возможно, еще из-за чего-то. Но тащить все равно придется, вне зависимости от желания. Мечтал когда-то сделать для людей что-то хорошее? Вот и делай!..

«Неужто взрослеет?… — заставил юношу вздрогнуть удивленный голос Посоха. — Ушам своим не верю!»

«А, это ты, — вяло отозвался Кенрик, не обратив внимания на подколку. — Ты почему не откликался?»

«Занят был».

«Интересно, чем?»

«Не твое собачье дело!» — отрезал Посох.

«Ну не мое, так не мое», — пожал плечами Кенрик, не видя смысла обижаться на вредный артефакт, успел привыкнуть к его манере общения.

«Стой!!! — вдруг всполошился Посох. — Я чувствую!!!»

«Что ты там еще чувствуешь?» — безразлично поинтересовался юноша.