Юлия Набокова - Заклятье зверя

Сжав на прощание кончики пальцев Ивонны, Вернер торопливо нырнул в заросли орешника.

Его отсутствие заметили не сразу. Сперва Хартвиг бросился к лежащей на траве Ивонне, потом его оттеснила Бенедикта, и Вернер затаил дыхание. Минуты ожидания потянулись вечностью в Преисподней. Но затем послышался кашель, хлынула вода, освобождая легкие Ивонны, и до Вернера донесся ее слабый голос. Жива! Сердце затопила радость, а тело внезапно скрутило судорогой, как всякий раз, когда действовало заклятье. Вернер не сдержал мучительного стона. На этот раз за что его наказывают?

– Кто там? – вскрикнула Бенедикта.

– Это я, – стиснув зубы, процедил Вернер и торопливо снял рубаху, прикрывая ею ноги. Потом рассмотрит, что на этот раз с ним приключилось.

– А чего там делаешь? – Над ним навис обеспокоенный Хартвиг.

– Одежда изорвалась. Стыдно на глаза показаться, – выдавил Вернер, едва не теряя сознание от страха. А ну как Хартвиг сейчас поднимет его на смех, велит вылезать из кустов, и все увидят, в кого он превратился!

Но воин отреагировал на удивление серьезно.

– Сейчас все исправим, – пообещал он и направился к мечникам.

Дин, наиболее схожий с Вернером фигурой, на просьбу помочь магу с одеждой отозвался без возражений. И вскоре Хартвиг протягивал Вернеру целый ворох вещей, среди которых были и штаны, и рубаха, и сапоги, и даже короткий походный плащ.

– А это у тебя что? – Предводитель вдруг уставился на медальон на груди Вернера, который выбился из-под одежды.

– Нашел на дне реки, – соврал Вернер, пряча торопливо медальон за кипой тряпья.

Хартвиг не выказал недоверия и удалился, давая ему возможность переодеться. Вернер принялся стягивать с себя мокрые вещи.

Взволнованный голос Ивонны, рассказывающей о нападении змея, казался ему самой чарующей музыкой на свете. Выяснилось, что девушка захотела сорвать водяную лилию, которая росла на середине озера, и поплыла к ней. Бенедикта, которая плавала не очень хорошо, осталась у берега. Поэтому, когда дракон поднялся из глубины, Ивонна оказалась так близко к нему и уже не успела выбраться из воды.

«Как хорошо, что все обошлось», – с облегчением подумал Вернер, надевая штаны. Теперь бы еще хвост как-нибудь спрятать! Он торопливо коснулся рукой низа спины, но нащупал лишь границу между жесткой звериной шерстью и гладкой человеческой кожей.

Вывернув шею, Вернер в изумлении увидел, что волчий хвост исчез. Тогда как все остальное осталось прежним – звериные лапы, покрытые шерстью ноги. Но ведь был же хвост! Был, ему не приснилось! И хвост этот задирал плащ, так что Вернер боялся, что его заметят спутники. И болел, когда Вернер с разбегу шлепнулся на землю пятой точкой. И этот самый хвост молотил по воде, мешая ему нырнуть глубже за тонущей Ивонной, толкая его к поверхности.

Юноша в растерянности опустился на траву, не понимая, что происходит. Встрепенулся, вспомнив о недавней судороге, знаменующей действие заклятья. Покрутился на месте, разглядывая себя. Вдруг вместо хвоста у него возникло что-то другое? Но нет, выше пояса его тело по-прежнему оставалось человеческим, не тронутым заклинанием.

Выходит, что превращение повернулось вспять? Его сердце забилось чаще от неожиданной надежды. Получается, все можно исправить? То, что не удалось эльфу, хваставшемуся своими магическими умениями, свершилось само по себе? Но как, почему? И что надо сделать, чтобы вернуть себе прежний облик целиком?

– Ты там скоро? – кашлянул Хартвиг, подходя к кустам.

– Уже иду!

Вернер торопливо натянул оставшиеся вещи и вышел к отряду.

Каждое слово давалось с трудом, выплескивалось из горла тугим комом, оставляло привкус ряски на губах. Кажется, она выхлебала половину озерной воды, пока тонула. И далась ей эта водяная лилия! Ивонна уже сто раз пожалела о своем легкомысленном поступке. Подумаешь, захотелось подержать в руках цветок, чью белизну рыцарь Торвальд сравнивал с кожей возлюбленной Донателлы. Какая глупость! Даже признаться вслух стыдно! Скажет только, что хотела сорвать диковинный цветок…

– Хвала Всевышнему, все обошлось, – беспрестанно повторял Хартвиг.

– Вер…нер, – выдохнула непослушными губами Ивонна, кутаясь в плащ Хартвига и всем телом дрожа от холода. И, заметив недоуменный взгляд предводителя, добавила: – Это его благодарить надо.

– Да-да, конечно, – спохватился Хартвиг. – Кстати, где он?

Из кустов донесся мучительный стон. Хартвиг метнулся туда, махнул рукой:

– Все в порядке, это Вернер.

Вернулся Ральф, посланный на тот берег забрать оставленное на берегу дорожное платье Ивонны. Бенедикта, отведя ее в сторону, помогла переменить одежду на сухую. За это время воины разожгли костер в лесу, на безопасном расстоянии от озера. Ивонна с наслаждением протянула озябшие руки к огню. Наконец-то удалось согреться, почувствовать, что по венам по-прежнему течет кровь, а не стылая озерная вода.

Пламя костра успокаивало, стирало из памяти недавние переживания, и, отрешенно глядя, как танцуют огненные змейки на сухих ветках, Ивонна вновь вспоминала события книги, которая сгорела в огне. То, что произошло сегодня с ней, могло бы стать содержанием рыцарского романа.

Чудовище, напавшее на девушку, герой, который ее спас, рискуя собственной жизнью. Вот только в книгах такие подвиги совершали благородные рыцари, а не ученики магов. В книге рыцарь мог жениться на спасенной им девушке. В жизни между ней и ее спасителем пролегает бескрайняя бездна…

Вернер спасает ее уже не первый раз. Он тащил ее из смертельного водоворота из последних сил, свидетельством чему – синяки на ее запястьях и локтях, которые скрыты под рукавами платья. Чтобы броситься за ней в омут, нужны не просто смелость и долг. Нужно что-то большее. То, о чем даже и думать немыслимо. И то, что настойчиво стучится в сердце, делая образ Дамариса тусклым и поблекшим, как старый портрет, задвигая его в дальний угол, как устаревшую картину, освобождая место другому человеку, наполняя душу нежностью и теплом, каких никогда прежде она не испытывала к жениху.

Ивонна очнулась от чьего-то пристального взгляда. И вспыхнула при мысли, что все ее тайные думы стали известны обладателю этих карих глаз, которые вдруг сделались для нее красивее всех на свете. Сил хватило только на то, чтобы выдохнуть:

– Спасибо, что спас меня, Вернер…

Ивонна стояла у костра, протягивая руки к огню. С каким наслаждением он бы сейчас обхватил ее тонкие длинные пальцы, согрел их своим дыханием – большего счастья ему и не надо. Но разве можно помыслить о том, чтобы приблизиться к ней? Переодевшись в дорожное платье, Ивонна опять сделалась неприступной дочкой знатного вельможи. И о недавней шаловливой купальщице, которая обдала водой зазевавшуюся монашку, напоминали только влажные завитки волос, распущенных по плечам. Ах, если бы у него было одно желание, которое могло бы исполниться, Вернер не задумался бы ни на миг.