Анджей Ясинский - Ник-5

— Оберните руки тряпкой, а то порежетесь о нить.

Комендант кивнул и, не найдя ничего подходящего, отрезал рукава своей рубашки, намотал их на ладони и встал у края, взявшись за не ощущаемую руками веревку. Тристис напоследок что-то отцепил от пояса и оставил себе, а веревка под действием веса Инжи стала медленно вытягиваться из механизма, скрытого в поясе. Сыщик убедился, что процесс спуска идет нормально, и еще раз оглядел окрестности. Внизу суетились люди, отряд стражи уже ожидал коменданта, а примерно в квартале от бывшей резиденции Тристис разглядел лежащие фигурки других жрецов бога Диса. И это были явно не те жрецы, что сопровождали Адамуса, так бесславно отдавшего свою жизнь во имя бога, которому он служил. Быстро отбросив все маловероятные версии, Тристис оставил одну, пусть и спорную, но единственно объясняющую наличие других жрецов. Эта версия говорила о том, что при необходимости бог может использовать всех своих жрецов одновременно. И, скорее всего, их использование дает ему бОльшую свободу действий. Эта версия подтверждала предыдущий вывод сыщика, что через жрецов богам проще и удобнее работать с тварным миром.

Тристис про себя вздохнул. Ему еще предстояло потратить немало времени, чтобы зарядить маной полностью разрядившийся поясной жезл, который с успехом противостоял отголоскам безумства закончившегося боя, да и личных запасов почти не осталось… А это трата времени и сил.

Убедившись, что комендант благополучно спустился, Тристис присоединил к нити, ведущей вниз, заранее отстегнутый от пояса специальный держатель. Тщательно проверил его сцепление с нитью и, бросив прощальный взгляд на приютившую их с комендантом площадку, спрыгнул, надеясь на то, что успеет спустится до того, как держатель слишком сильно разогреется от трения. Сейчас, когда сил осталось всего ничего, появление ожогов было крайне не желательно.

Убраться подальше он не успел: неожиданно, властно ломая сопротивление, навалилось Искушение. Да не полупрозрачные видения сквозь реальность, а странные, яркие образы, вытеснившие из головы искусника все остальные мысли.

Картины понеслись бешенной чередой, сменяя друг друга, как листы небрежно листаемой книги. Но в этот раз Толлеус чувствует, что может сам выбирать, что узреть — это чувство как наваждение, как вспышка. Вот серые страницы — что-то непонятное, чужое. Старику это не интересно — и страницы испуганно прячутся в темных закоулках памяти. Но попадаются другие — цветные. Искусник властно тычет в них пальцем и видения оживают.

***

Толлеус с волнением заглядывает через огромное окно в ярко освещенную комнату, где двое людей в белоснежных плащах и смешных белых шапочках склонились над трупом — отчетливо видно в развороченной грудине замершее сердце. Он знает — это лекари. Только не понятно, какой смысл возиться с мертвецом? И все же они не уходят. Прикусив губу, старик следит за людьми. Вот один на мгновенье прижал блестящий амулет к трупу, от чего тот аж подпрыгнул. Понятно, отчего — лекари зачем-то вызвали грозовой разряд.

Вдруг мертвое сердце начинает судорожно сокращаться. Искусник сам не понял почему пришло чувство невыразимого облегчения. В комнате сами собой активировались чувствительные амулеты, услужливо рисуя на картине какие-то цифры. Понятно, какие — вот температура, это пульс, время…

***

Толлеус смотрит на картину — магическую картину во всю стену, где нарисованные персонажи двигаются как живые. Толлеус уверенно говорит: 'Первый канал' и картинка меняется, послушная его воле. Стоп! Что-то интересное. На картине люди в одинаковой зеленой форме в молчании сноровисто потрошат маленькими ножами бесчувственного человека. Толлеус не брезглив, но отчего-то в желудке не хорошо. Один из зеленых окровавленными руками вытаскивает из тела почку. Палачи? — Нет! Другой уже держит наготове новую почку, чтобы бережно уложить на место старой.

***

Двое мужчин ведут под руки дряхлого старика и усаживают на мощное кресло на колесиках. Толлеус стоит в сторонке. Он ждет кого-то. Колеса кресла начинают крутиться сами. Старик без посторонней помощи, не шевельнув ни единым мускулом, едет куда-то по своим делам, свободный как ветер. Искусник вскрикивает — его душит ярость: старый пень проехал Толлеусу по ноге!

***

Мрачное подземелье. Толлеус заглядывает через плечо здоровяку, сжимающему пузатый жезл. Из темных коридоров лезут… Люди? Нет, живые человеческие скелеты! — Здоровяк-искусник еле успевает разрушать их голубыми молниями из жезла. Толлеус, как приклеенный, следует за незнакомцем. Он не чувствует страха — только азарт. Одной твари удается подобраться совсем близко, и перед смертью она успевает вцепиться мужчине в горло. Брызжет кровь. Старик понимает: если через заслон молний прорвется еще одна, то искуснику конец. Искреннее сочувствие соседствует почему-то с легкой досадой на скелетов. Но что это светится зеленым в небольшом тупичке? Искусник тоже заметил и бежит туда. Не понятно, почему, но Толлеус чувствует облегчение и радость. Зеленым светится сундук. Здоровяк хватает его и с помощью Искусства мгновенно исцеляется.

***

Огромное помещение — стены и потолок теряются вдали. Окон нет — очевидно, помещение вырублено в какой-то пещере. Всюду гигантские, размером с дом, сундуки. Между ними снуют люди. Вот идет молодая девушка с короткими черными волосами. Толлеус смотрит на нее во все глаза: хороша! Девушка залезает в большую желтую конструкцию со светлячком сверху, напоминающую фигуру человека. И фигура оживает, повторяя движения чародейки внутри. Голем! Таких Толлеус еще никогда не видел. Голем легко, словно игрушки, подхватывает огромные сундуки, переставляя их.

***

Какое-то старое капище посреди дремучего леса. На покосившихся камнях светятся иероглифы. Толлеусу страшно. Он медленно идет вперед, озираясь по сторонам. В руках у старика диковинный жезл — железный прут с удобной деревянной ручкой на конце. Вокруг ни души, как и положено ночью на капище. Но старик уверен — он здесь не один. И точно — неожиданно со всех сторон появляются жуткие твари из ночных кошмаров, жаждущие его крови. Искусник словно этого и ждал — целит жезлом в ближайшего монстра и активирует… Механизм? Плетение? — Визуальной составляющей нет, но чудовище, разбрызгивая черную кровь, падает и больше не двигается. Его судьбу разделяет второе, третье, четвертое… Их слишком много, они совсем близко! Толлеуса хватают, острые зубы погружаются в его плоть. Вместо боли в мозгу бьется лишь разочарование: до цели осталось совсем чуть-чуть! Он умер без сомнения, но продолжает мыслить. Чудовища, все еще терзающие бездыханное тело, исчезают в сгущающемся тумане. Но вот туман вновь рассеивается, и Толлеус стоит здоровехонек в самом начале пути. Как будто время пошло вспять. Но только он знает, что время тут не при чем. Он умер только что, просто это другая жизнь, и осталось еще четыре.