Денис Чекалов - По законам Преисподней

В Даркмуре мы тренировались, создавая руны с такими чарами. Поэтому я хорошо знаю, каких слов там нет, и говорю Френки именно их.

– Не хотела, – обиделась Франсуаз, не найдя «моветона». – А ты почему на поезде?

– Я же ченселлор, – возразил я. – И возвращаюсь домой после окончания Поиска. Это торжественный момент, Френки; меня будут встречать легаты Синедриона, волшебники из Черного Круга, придут мои профессора из Даркмура… Знаешь, наверное тебе лучше выйти раньше на остановку.

Шуршащий водоворот песка взмыл перед нами.

Признаюсь, я не очень люблю самум, – да и вы бы не полюбили, будь у вас уши такой же формы.

Тонкая музыка флейты наполнила комнату, ей вторили зурна и триал. Крохотные песчинки складывались в строки стихов, и тут же рассыпались, напоминая о бренности бытия.

Падшие джинны, закованные в астральные кандалы, дни и ночи сочиняют поэмы о любви и бессмертии, – лишь затем, чтобы их строки явились в водовороте заклятия.

По мне, вирши в этот раз выпали так себе, но я был пристрастен, – ведь это в мою комнату мусора намели.

– Здравствуй, о прекрасная Франсуаза, – раздался голос.

В волнах вечно спешащего песка, стоял степной орк с посохом в руке.

С его широких плеч ниспадал бархатный плащ; под ним, переливался алый пирахан, – рубашка, украшенная золотом, и в первый миг глаз не мог различить, что соткана она не из шелка, а из звенящих потоков крови.

Жезл был отлит из чистого мифрила, и слегка искрился, не в силах сдержать бьющую через край энергию колдовского металла.

– Да сияют звезды над твоей головой, прекрасная Франсуаза, – произнес орк.

Демонесса гибко поднялась на ноги.

– Да пребудет с тобой Призрачная дева песков, – отвечала она. – Как дела в Ущелье?

– Прекрасно, слава богам, – отвечал орк. – Каждый месяц, на исходе Древней луны, мы собираемся у Радужного фонтана, и празднуем, вспоминая день нашего освобождения. Знаешь ли ты, мой остроухий друг…

Это было явно ко мне.

– Что за великий подвиг совершила эта прекрасная дочь Геенны?

«Обслужила вас всех за одну ночь?» – хотел предположить я, но решил не портить момента.

Скажу потом.

– Три года назад, – продолжал степной орк, – султан Харубей…

Я поднял руку, и слова орка затихли.

Сам он этого не понимал; его губы двигались, в глазах бушевал огонь, а мохнатые лапы безумно месили воздух.

– Дай угадаю, Френки, – произнес я. – Ты опять кого-то спасала?

– Это же мирные крестьяне, – возмутилась девушка. – Простые, хорошие люди. Ну, то есть, орки. Дэв пустыни обратил их в рабство, и…

– Все любят рабство, – возразил я.

Провел в воздухе ладонью, и слова Ормузда снова обрели плоть.

– … День превратился в ночь, и небо окрасилось кровью. Я до сих пор слышу крики умирающих. Харадруиды творили черные заклинания, но ни один…

Пришлось снова взмахнуть рукой, чтобы он замолчал.

– Рабство – основа разума, совести и свободы, – заметил я. – Разница только в том, что благородный эльф сам выбирает идеалы, которым будет служить. А низкий человек кланяется любому, кто рыкнет погромче.

– А твой идеал?...

– Деньги, конечно. Чего хотел Харубей?

– Заставлял крестьян работать в мифриловой шахте.

Я кивнул жрецу.

– … Мы стояли на вершине Марангового холма, и призывали силу Призрачной девы. Франсуаза вышла против дэва одна…

– Ну, еще со мной был гоблин, который катил баллисту, – поправила девушка.

Я вновь его отключил.

– Чем все закончилось?

– Я освободила крестьян.

– Дай угадаю. Теперь они вновь гробятся в мифриловой шахте, но называют это уже не «рабство», а…

Я пощелкал пальцами.

– Радость освобожденного труда. И что с дэвом?

Франсуаз помрачнела.

– Мне не удалось убить Харубея. Слишком крут оказался. Но я здорово надрала ему…

«Уши», – благостно подсказал цензор.

Мне это не понравилось.

Я встал, и коснулся окна и двери кончиком трости, – а эльф, путешествующий на поезде в диких землях, обязательно должен иметь с собой трость, саквояж и пробковый шлем.

– Что ты делаешь? – спросила девушка.

– Прячусь от духового ружья. Но продолжай.

Франсуаз пожала плечами.

– Харубей ушел, а на ущелье я кастанула спелл, чтобы парень не мог вернуться. С тех пор, Ормузд пару раз в месяц шлет мне спелые фрукты. Правда, на почте их съедают свирффнеблины, и я получаю лишь косточки, – но все равно приятно.

Я включил жреца.

Хотелось сделать это щелчком по носу, но я удержался.

Орк переплел пальцы, в молитвенном жесте.

– …Поэтому я здесь; Харубей ищет тебя, прекрасная Франсуаза. Все это время он зализывал раны, с одной лишь мыслью о мести. Если султан найдет тебя, о чудесная…

Жрец в ужасе содрогнулся.

– Гнев его будет воистину беспределен.

– Не допрыгнет, – отмахнулась Френки. – Вот накоплю денег на меч Мардука, сама к нему загляну. А пока меня прячет руна Сокрытия.

– Поэтому, – согласился жрец. – Я и рассказал ему, где ты.

Франсуаз подавилась.

– Нам нужны деньги, о богиня, – пояснил орк. – А султан дал нам шесть кошелей багряного золота, и поклялся на алтаре, что никогда больше не причинит нам вреда.

Он поднял мохнатую руку.

– Я здесь, чтобы предупредить тебя, свет моих очей.

– И сколько у нас времени? – встрял я.

– Один, – ответил орк. – Два…

На счет «три» дверь взорвалась горящими щепками, и на пороге вырос султан Арслан Харубей.

3

Это был дэв-хобгоблин, – высокий, как огр, и уродливый, как регент Асгарда.

На его мохнатой голове сверкал тюрбанэ, мифриловый шлем в форме тюрбана. Такие надевают обычно на чалму, чтобы смягчить удар.

Он носил юшман – распашной кольчужный кафтан, украшенный драгоценными камнями. В каждом из них когда-то был заключен и умер волшебник; и колдовская энергия наполнила доспех дыханием смерти. В правой руке султана сверкал ятаган, украшенный осколками павших звезд, – их называют слезами ночи.

– Вот и ты, Франсуаза, – негромко произнес он.

Харубей выбросил вперед руку, и прежде чем кто-то успел пошевелиться, горсть звенящих лезвий мифрила, словно стая птиц, полетела в сторону девушки. Они обратились в кандалы и приковали демонессу к стене.

Жрец Ормузд запахнулся в бархатный халат и исчез; самум спал, и только горсть песчинок осталась на серых досках.

Френки рванулась, пытаясь освободиться.

Но волшебные узы надежно сковывали ее. Острые полоски металла глубоко уходили в стену, обхватывая руки и ноги девушки; толстый прут, увитый шипами, сдавил демонессе горло.

– Мило, – согласился я. – Но почему в моем купе?

– Мы встретились вновь, Франсуаза, – произнес хобгоблин, заходя в комнату.

Его рука поднялась, и багряный луч ударил в голову девушке.