Елена Хаецкая - Новобранец

Ожесточенная стычка длилась совсем недолго. Скоро черный отряд рассеялся. Кони уносили разрозненных всадников вдаль, за холмы, и каждый из них торопился превратиться в жирную темную точку среди ликующей зелени.

Золотые воины недолго преследовали отступающих. Скоро все вернулись и обступили одного — очевидно, предводителя. Тот громко заговорил, то и дело указывая по сторонам быстрыми, резкими жестами — на замок, на холмы, на тех, кто остался лежать на траве. Прочие внимали молча. До слуха Дениса, впрочем, не доходило ни единой фразы, ни даже голоса — все уносил ветер.

Затем всадники начали покидать седла. Одни просто ложились на траву, другие занимались ранеными и убитыми, третьи собирали костры. Лошадей тут же расседлывали и уводили. И тот человек, что спас Дениса, тоже без единого слова спешился и отошел куда-то, а Денис остался на коне один. Ему сразу стало и одиноко, и боязно. Никто не обращал на него ни малейшего внимания и уж тем более не торопился помочь юноше сойти на землю, так что в конце концов Денис, отринув сомнения, мешком свалился с седла и подковылял к большому костру, возле которого уже собрались остальные.

Ни о чем не спрашивая, ему дали кусок хлеба и немного поджаренного мяса.

Дождавшись, чтобы Денис закончил есть, люди из золотого отряда вручили ему лютню.

— Что это? — удивился Денис, вертя в руках изящный пузатенький инструмент.

— Пой, — приказал предводитель отряда, подкрепляя свое распоряжение кивком. У него были странно большие, почти как у лемура, глаза очень светлого цвета. Когда в них отражался свет костра, они казались медными, а когда он смотрел на солнце, — золотыми.

— Петь? — поразился Денис.

Менее всего он ожидал подобного распоряжения. Все, что угодно: чистить конюшни, стирать подштанники, варить кашу… чем еще обычно обременяют новичков?

Но петь?

— У нас был свой менестрель. Он погиб, — объяснили ему. — Вот его лютня. Он слагал хорошие песни о каждой нашей битве. Ты ведь менестрель?

— Ну, — сказал Денис, — не знаю, не знаю. Возможно, хотя…

Он оглядел свою одежду и вдруг понял, почему Джурич Моран так многообещающе улыбался, когда Денис вытащил из шкафа шнурованный колет, пыльный плащ и согласился взять красные сапожки. Сам того не зная, Денис выбрал себе костюм, по которому его опознали как музыканта. В этом мире каждый человек может рассказать о себе, одевшись соответствующим образом.

— Ну да, я — менестрель, — сдался Денис.

— В таком случае — пой.

Денис взял неуверенный аккорд и продекламировал:

Люди собрались вокруг, слушая очень внимательно и серьезно. В этот миг память Дениса странно обострилась, и он вспомнил — хоть и через пень-колоду — почти все «Бородино». «Москва» и «француз» не смущали слушателей, их завораживали стихи Лермонтова.

«Интересно, на каком языке все это происходит? — подумал Денис, откладывая лютню. — Или в подобных мирах языки вообще не имеют значения?»

Слушатели наградили певца сдержанным стуком рукоятей о щиты, а предводитель подал ему чашу с вином.

— Как твое имя, менестрель?

— Денис.

— Привет тебе, Денис! Меня зовут Роселидис. Ты явился защищать замок?

— Да, — ответил Денис, вызвав одобрительный кивок собеседника.

— Хорошо, что мы встретились, — сказал тот.

— Да уж, — согласился Денис.

Он устроился возле костра, надеясь выспаться, но его почти сразу же разбудили.

— Что? — сквозь сон пробормотал он.

Рядом сидела девушка поразительной красоты. У нее было узкое лицо, удлиненные зеленые глаза, тонкие черные косицы, свисавшие вдоль висков.

— Ты менестрель, — сказала она. — Спи, а я буду гладить твое лицо.

— Кто ты?

— Неважно.

Он закрыл глаза, позволяя прохладным шелковым ладоням водить по его щекам, по вискам, по лбу. Это было чудесно.

«Я хочу жить так всегда», — подумал Денис, погружаясь в нежную грезу.

Утром оказалось, что замок стал еще ближе. Теперь можно было уже рассмотреть непонятные эмблемы на вымпелах. В проемах высоких стрельчатых окон стояли узкие женщины: чуть выпятив вперед живот и откинув назад голову, они красовались перед зрителями, добровольно превратив себя в часть роскошного убранства фасада.

С локтей этих женщин свисали длинные, до полу, манжеты. Одни держали в руках плоды, другие — цветы.

— Это статуи? — спросил Денис, указывая на них Роселидису. — Мне показалось, одна или две шевелятся… Иллюзия такая, да? Из-за колебания воздуха?

Предводитель отряда глянул на фигуры в окнах замка и улыбнулся.

— Некоторые из них — живые, другие — на самом деле раскрашенные статуи. Но цветы и фрукты — все настоящие. Они стоят там с дарами, чтобы приободрить нас. Они знают, что мы возвращаемся из похода.

— За это стоит сражаться, — сказал Денис, вызвав одобрительную улыбку на лице Роселидиса и еще нескольких воинов, слушавших их разговор. Здорово, подумал Денис, здесь можно произносить такие слова и не чувствовать себя идиотом.

Денис невольно перевел взгляд на единственную в отряде девушку. Вчера она заснула рядом с Денисом, и, пробудившись, он первым делом увидел ее, спящую: кулачок под щекой, чуть сдвинутые брови, жалобно, по-детски изогнутые губы.

Она одевалась по-мужски, но все равно оставалась привлекательной; ее косы свободно ниспадали из-под шлема, а светлые глаза блестели в золотых полукружьях.

Денис попробовал было выяснить у предводителя отряда, кто она такая и как ее зовут, потому что девушка сразу же по пробуждении ушла, не сказав Денису ни слова. Роселидис сообщил Денису, что она скрывает свое имя и что у нее имеется для этого некая скрытая от всех причина.

— Для женщины она слишком высока ростом, и у нее нет поклонников, — добавил Роселидие, наклоняясь к уху Дениса, чтобы никто больше не расслышал. — Может быть, поэтому она и присоединилась к отряду. Она — добрый и верный боец, поэтому мы не задаем ей вопросов.

Отряд продвигался по долине весь день. К вечеру замок приблизился настолько, что стало возможным рассмотреть сквозь оконные проемы яркие гобелены на стенах внутренних помещений.

— Еще несколько дней — и мы войдем в замок, — сказал Роселидис Денису.

Юноша вздохнул от счастья. Сейчас он понимал, что это — самое главное: войти в замок. Впрочем, он смутно догадывался об этом с самого начала, еще в комнате у Джурича Морана, когда увидел примитивно намалеванный задник.

«Неужели даже такая грубая декорация может оказаться намеком на мечту?» — подумал Денис и тут же понял, что даже мысли его в новом мире изменились.

Эту ночь он опять провел с девушкой-воином: они сидели вместе возле угасающего костра и бесконечно разговаривали обо всем на свете. Денис рассказывал о своих одноклассниках, она смеялась.