Марина Казанцева - Свет Дивояра

— Насчёт белого принца сказать не могу, — проворчал Эразм, наводя телескоп на известный ему участок неба, — но вот некий объект, который мы называем Иглой Снежной Королевы, видеть можно.

— Я всё время оспаривал это название! — вмешался другой учёный, — Как можно называть иглой объект, у которого есть поперечные утолщения?! Я считаю, его надо называть Веретеном Спящей Красавицы!

— Это неправильно! — вмешался третий. — Вот в трактате о падающих звёздах дан рисунок этого объекта, и по форме его следовало бы назвать Жезлом Деда Мороза! Иначе чем объяснить эту окантовку в верхней части…

— Похожую на балюстраду! — вмешался четвёртый, — Вот почему объект следовало бы назвать Летающей Башней!

— Принцессы Рапунцель! — язвительно хором подхватили коллеги.

Ясно было, что небесный объект давно и прочно занимает умы учёных, побуждая их к постоянным спорам.

Наконец, Лён сумел приникнуть к окуляру. Не слыша более аргументов, которыми перекидывались учёные, он вертел ручками настроек, стараясь поймать в фокус некий объект удлинённой формы.

Этот прибор действительно был сделан хорошо — Белый Принц смотрелся крупнее, были заметны выступающие детали. И в самом деле, его можно с некоторым натяжением назвать и Иглой Снежной Королевы, потому что он сверкал, и Веретеном, потому что в середине было утолщение, и даже Жезлом, из-за сложной формы наконечника. Но гораздо более ему подходило название Летающей Башни — из-за балконообразного бордюра вокруг вершины, если основанием считать расширенный конец. Более всего эта штука напоминала ёлочное украшение, какое сажают на вершину. И, кажется, Лён знал, что это такое!

"Белый Принц, Белый Принц, — лихорадочно соображал он, — никакой это не Белый Принц! Это башня! Это башня Гедрикса, в которой он улетел из умирающего мира, когда разрушился Кристалл!"

Да, он узнавал её, именно такой он её помнил после того, как побывал в наваждении, которое наслала на него Гранитэль. Вот оно, это утолщение тронной залы, где сидела Эйчвариана и где она лишилась жизни. Эта башня — часть дворца, который был в горах Кентувиора! И эта башня… способна летать. Она — летательный аппарат, изделие неизвестных умельцев, которые могли делать изумительные вещи! Только одна раса знала такой расцвет технологии: соединившие магию и науку эльфы. Это их руки создали летающий город Дивояр.

— Ну что, на что похоже? — спрашивали Лёна учёные.

— На башню! — выдохнул в изумлении он.

— Ну-уу… — разочаровался Эразм, — А, по-моему, на Иголку Снежной Королевы!

Башня Гедрикса! Это она! Тогда, если верить описанию в послании короля-скитальца, внутри существует помещение, в котором есть воздух. Ведь Гедрикс покинул башню при помощи своего Перстня, простым пространственным переносом! И, как понял Лён из описания, трон Эйчварианы есть пульт управления кораблём! Ведь то, что башня есть корабль — несомненно! Во всяком случае, так подсказывал рассудок, или Лёну просто хотелось так думать. В любом случае, его прямо стала преследовать мысль попасть в эту башню. Но как?

Совершить пространственный бросок? Опасно — он никогда не прыгал на такие расстояния, даже просто с облачного края перенестись вниз не решался. Само умение подсказывало ему, что для переноса он должен чётко видеть место и определять расстояние, а Белого Принца он может видеть только в телескоп. Задача была настолько трудна, что практически неразрешима. Мог бы это сделать кто-нибудь из волшебников Дивояра? И потом, можно ли рассчитывать на то, что в башне сохранился воздух? Свет там точно был — он сам видел это сияние из тронной залы, превосходящее отражённый свет самой башни. Сколько тысяч лет сохраняется там свет? Это поистине великое изделие великой расы. Почему они ушли? Почему покинули свое творение?

Однажды он задал такой вопрос на занятии, которое вела у них Брунгильда.

— Почему? — задумалась она, — Мы задаем себе такие вопросы. Боюсь. Ответ будет неприятен: эльфы оставили свою страну оттого, что люди им неприятны. Человек ведь по своей природе разрушитель, первым делом на всяком новом месте он берётся подчинять себе среду, присваивая себе то, что ему не принадлежит. Но ведь иначе он не может выжить. И тогда чудеса эльфийского творения вступают в противоречие с человеческой нуждой — кто-то должен уступить. Мы пытаемся сохранить то и другое, не позволяя людям разрушать природу Селембрис, ограничивая их в возможностях. Это справедливо, потому что мы здесь пришельцы.

Что он думает найти в той башне? Он сам того не знает. Но мысль попасть туда прочно поселилась в голове Лёна. Он перечитывал много раз книгу Гедрикса, пытаясь представить себе, как это происходило. И память, вынесенная из пережитой истории, словно наяву рисовала тронный зал и кресло на возвышении — он словно был там. Много времени он пытался отыскать хоть какие-то зацепки в дивоярских источниках и уже хотел идти за помощью к старшим товарищам.

В университете было правило: обращайся с особенным вопросом к преподавателю лишь тогда, когда поиск твой не привел к результату. Время быстрых вопросов и таких же скорых ответов миновало, теперь, если вопрос не относился к уроку — ищи сам. Причина в том, что во время такого усиленного поиска попутно обреталось очень многое — это и есть система обучения в Дивояре. Можно стать экспертом в некоторых вопросах, обучаясь таким образом. И только уж когда совсем ничего не получается, спрашивай старших — кто-то из них может и помочь.

Так, намучившись с поисками сведений о Белом Принце, Лён уже хотел идти за помощью к Брунгильде — может, особый раздел библиотеки что-то прояснит. Но далее пошли события, которые заставили его надолго забыть о таинственной летающей башне.

Случилось это уже ближе к весне, когда прошёл почти год с того времени, как они попали в Дивояр. К тому моменту учебные планы двух друзей разошлись — Лён за успехи был первым на их потоке переведён на второй курс и стал заниматься по высшей программе. Паф остался на первом курсе, но для двоих друзей это не означало расставания: они по-прежнему жили в тех же комнатах. Паф отнёсся к этому спокойно: он знал, что товарищ его гораздо более одарён и будет продвигаться в учёбе быстрее. Новая программа заставила Лёна заниматься ещё более усердно, он даже перестал по выходным дням спускаться вниз — ему надо было догнать старшекурсников.

Однажды вечером, задержавшись дольше всех в читальном зале, Лён почувствовал, что страшно устал — глаза уже слезились от чтения. Он откинулся на стуле, прикрыл веки. Так, сидя в расслабленной позе, он отдыхал в полной тишине. И вдруг послышались голоса: кто-то, вернее несколько дивоярцев приближались со стороны входа.