Эва Бялоленьская - Ткач иллюзий

«Еще не известно. Или получу, или нет».

Камушек подозревал, что его приняли бы гораздо более прохладно, если б не присутствие Пожирателя Туч, уже сама величина которого вызывала уважение. Оскорбленные старшины Круга могли вообще не допустить его до экзамена. Наказать, запереть где-то и вообще сделать с ним все, что захотят.

Камушек оценивающе посмотрел на приятеля. На него самого давно уже не производили впечатления драконьи зубы и кроваво-красные глаза, но другим людям Пожиратель по-прежнему должен был казаться жутким чудовищем. Одно ясно наверняка — его появление в Замке долго будут помнить.

Кожаная дорожная сумка, потемневшая от старости, с вытертыми углами — некрасивое, но добротное старье; вид ее вызвал вдруг столько воспоминаний о покинутом доме, что у Камушка сжалось сердце.

Он отстегнул пряжки. На самом верху лежал вчетверо сложенный лист. Парнишка тотчас узнал знакомый почерк Белобрысого.

«От Наблюдателя Белобрысого Ткачу иллюзий Камушку. Сынок, я пишу тебе на тот случай, если гвардия Круга отыщет тебя раньше. Если ты читаешь эти строки, то ты наверняка уже в Замке. Надеюсь, что ты здоров и в безопасности. Ничего не бойся, только прошу тебя, не делай больше глупостей. Ребенку розгой вбивают разум в голову, но ты уже для этого слишком большой. Тебя уже будет трепать сама жизнь, надеюсь, не слишком болезненно. Спроси о маге по имени Ветер-на-Вершине, поскольку он очень хороший человек, хотя и великий оригинал. И не задирает нос перед такими простаками, как мы. И, несомненно, поможет тебе и делом и советом. Я же теперь возвращаюсь домой, поскольку и работа меня ждет, и здоровье слабеет. А болеть уж лучше в своей кровати, а не в чужой. Что бы ни случилось, возвращайся домой, потому что я жду тебя, сынок, и очень скучаю».

Мальчик дрожащими руками снова сложил письмо. Белобрысый написал «сынок», хотя Камушек был только его воспитанником. Маг никогда не требовал, чтобы Камушек обращался к нему как-то иначе, чем просто знаком имени. Отцом же был человек, чей прах давно уже смешался с землей на окраине далекой деревеньки. Камушек его почти не помнил. В памяти осталось только несколько обрывочных расплывчатых картинок — чьи-то длинные ноги, затуманенное мужское лицо, склонившееся над ним с высоты (ведь он был тогда так мал). Колючая щетина. Пара рук, терпеливо сплетающая ремешки… вот и все. Только это называлось для него именем Туча. Это Белобрысый терпеливо укладывал детскую ручку, державшую перо, отвечал на сотни самых странных вопросов, лечил разбитые колени, и, кажется, только его и волновали детские чаяния и печали Камушка.

Камушек уткнулся лицом в руки. Он чувствовал себя ужасно — себялюбивый, неблагодарный… он не стоил той любви, которую ему подарили, ничего не ожидая взамен. Ему и в голову не пришло послать хоть пару слов домой, чтобы опекун не волновался за него. И неужели он и в самом деле не мог называть Белобрысого отцом? Это же такая мелочь… Возможно, Белобрысый ждал этого, хотя раньше никогда не выдал этого своего затаенного желания. А ведь он, без сомнения, имел право так называться.

Пожиратель Туч перестал вылизываться, внимательно приглядываясь к мальчику.

«А ты чего это?.. Снова протекаешь?»

«Нет… только мне так грустно, — ответил Камушек. — Ты иногда скучаешь по дому?»

«Немного, но не слишком. Я ж совсем недавно видел родителей, почему же я должен скучать по ним?»

Пожиратель Туч не заглядывал в родные края дольше, чем Камушек, но, будучи долговечным драконом, он иначе ощущал время. Год проходил быстро, месяц казался мгновением, а целый день, проведенный в безделье, был для него только коротким отдыхом. Но, видно, вопрос Камушка обратил мысли молодого дракона к семье, потому что он вскоре снова установил связь.

«Интересно, что там было в яйце… он или она?»

«А кого бы ты хотел?»

«Сам не знаю. Я вообще не слишком привычен к детям. Хотя там, в поселении, они были даже забавны. И все-таки скорее брата. Хотя этот младенец все равно поначалу будет так мал, что станет спотыкаться о собственные лапы. Так что мне совсем без разницы. А вот когда он подрастет, я покажу ему, как ловить крабов».

«И воровать кур?» — ехидно подсказал Камушек.

«Прежде всего, я научу его летать! И играть в загадки!»

«Может, еще янтарь искать?»

«Да! И читать! И еще рисовать! — Возбуждение Пожирателя росло. — Но это попозже, когда он поумнеет», — трезво добавил он.

Эти перечисления развеселили и немного утешили Камушка. Еще некоторое время они перечисляли самые разные вещи, которым могли бы научить маленького братишку Пожирателя Туч, и строили туманные планы на будущее, но солнце клонилось к западу, и усталость брала верх. Наконец они оба заснули на мягком сене.

Ветер-на-Вершине привык вставать вместе с солнцем, и длительное пребывание в Замке не сумело изменить его привычек. На рассвете тут вскакивала прислуга, так что позднее лежание в постели стало даже знаком более высокого статуса. Но Ветер глубоко презирал внешние знаки различия. Однако в этот день, вместо того чтобы как обычно сделать обход зверинца и конюшен, он двинулся прямо к драконьей спальне. И предполагал застать мальчика уже на ногах (ведь это был особенный для него день), но в сарае царила тишина. А когда Ветер заглянул внутрь, он увидел огромный клубок белого меха, слегка присыпанный стебельками сухой травы, и ученика магии, уткнувшегося в этот мех. Человек и бестия сладко спали, прижавшись друг к другу, точно это было самой обычной вещью на свете.

Хайг пожал плечами. На горных пастбищах он и сам не раз спал между прирученными пантерами, ища их тепла в холодные ночи. Дракон или хищная кошка — что за разница, в конце концов, у обоих есть когти и клыки.

Ветер пощекотал мальчика соломкой по босой пятке. Тот дернул ногой, но продолжал спать.

— В маги годится как редко кто, — насмешливо буркнул Ветер.

— Понимал бы что, — ответил дракон, открывая один глаз. — Пора вставать?

Он широко зевнул, показав все зубы и свернувшийся в рулон язык.

— Самое время. Он еще должен что-то съесть и умыться. Не пойдет же он на экзамен с сеном в волосах.

Хайг бесцеремонно потряс спящего, и только это, наконец, подействовало.

— А ты какой маг? — с любопытством спросил Пожиратель Туч, пока Камушек протирал заспанные глаза, пробуя прийти в себя.

— Разумеется, самый лучший, — ответил Ветер-на-Вершине, ощерившись в наглой ухмылке.

На праздничной тунике от долгого лежания в сумке образовались складки, что и обнаружил Камушек к своему великому огорчению. Если б ему пришло в голову заранее проверить одежду, ее можно было бы намочить в колодце и развесить на ночь, чтоб выпрямилась. А теперь что-либо делать уже поздно — он выглядел ужасно и был взбешен. Тем более что хайг то и дело поглядывал на него, а на лице его застыло неизменное выражение насмешливого веселья. Белобрысый советовал к нему обратиться и описывал как человека отзывчивого и готового помочь, но Камушек в глубине души считал, что горец просто действует на нервы.