Валентин Егоров - Капитан Т.Т. Трезоров

Но, что-то чернело за дальним сугробом?!

Взошедшая на ночной небосклон луна в полную силу осветила какой-то черный огрызок толстой веревки, виднеющийся из-за сугроба на другой стороне улице. Этот обрывок веревки вел себя странным образом, вместо того, чтобы тихо и неподвижно лежать на снегу, он повиливал из стороны в сторону, словно маятник часов. Трезор, первым сообразил, что его инкогнито раскрыто, он поднялся из-за сугроба и независимо направился ко мне, подойдя совсем близко и стараясь заглянуть в глаза. Я не отвел взгляда, ничего не сказал, а молча направился к дому. Также молча, рядом со мной пошел мой друг.

Когда мы подошли к калитке, то первым делом обратили внимание на то, что дом выглядел, нет, не давно брошенным, а так, словно хозяева только что покинули его. Дом был стареньким и кое-где покосился, но видно было, что за ним постоянно присматривают. Заново отремонтированы ступеньки крыльца, поправлены наличники окон, все стекла целы, двери плотно прикрыты. Дорожки, от калитки к дому и от дома к хозяйственным постройкам двора, были расчищены от снега.

Я приоткрыл калитку и Трезор, первым, скользнул во двор. Нет, он не выглядел настороженным и ожидающим появление внезапной опасности. Он мелкой трусцой по-хозяйски бежал по дорожке к дому. Достигнув крыльца, он взлетел по ступенькам и, зачем-то понюхав замочную скважину, стал обегать хозяйственные постройки двора.

Подойдя к двери дома, я протянул руку и за верхней притолокой нащупал ключ от замка. Когда была жива мама, мы всегда оставляли ключ за этой притолокой, когда на время покидали дом. Вот и сегодня, этот ключ оказался на привычном месте. В своих письмах в академию Валентин Валентинович в подробностях описывал, как он смотрит за домом, убирается в нем, чистит дорожки от снега, стараясь при этом не нарушить порядок, раз и навсегда установленный мамой.

В сенях ничего не изменилось, да меняться было нечему. Этот небольшой проходной коридорчик всегда был пуст и никогда не был заставлен ненужными вещами и другой хозяйственной рухлядью. Оставляя мокрые следы от подтаявшего в помещении снега, мы прошли в горницу. Я машинально щелкнул выключателем, но свет не зажегся. Валентин Валентинович в целях предосторожности отключил электричество. Сам не понимаю, откуда это возникло, щелкнув пальцами, я создал небольшой светящийся шар и легко подбросил его к потолку. Мягкий свет наполнил гостиную, высветив все уголки.

В красном углу горницы, на своем обычном месте сидела моя мама и внимательно смотрела на меня. Я совершенно не испугался ее неожиданному появлению. Все выходило так, словно я ждал и надеялся на эту встречу. Трезор тоже был нисколько не удивлен появлением мамы, ни секунды не раздумывая, он пересек помещение и, громко всхлипнув, положил ей на колени свою голову. Руки мамы пришли в движение и стали перебирать шерсть на голове пса, а мама не отрывала взгляда от меня.

— Ты стал таким большим, сынок. — В моей голове раздался такой знакомый и родной голос. — Мы не виделись всего четыре с половиной года, а ты успел сильно подрасти и возмужать. Похоже, ты становишься воином, как и твой отец. Я очень рада, что у меня такой сын.

Мама рукой показала рукой мне на стул. Через мгновение мы сидели рядом и не отрывали глаз друг от друга. Сейчас она ничем не напоминала ту больную и сухонькую старушку, которую я видел перед похоронами. Но обе эти женщины были мне так близки и понятны, мне так хотелось прикоснуться к маме, поцеловать ее и прижаться к ней, чтобы почувствовать биение ее сердца и материнскую теплоту.

— Не надо касаться меня. Перед тобой мое отдаленное отражение. Это я и не я одновременно. Воздействуя на мозг Трезора, я создаю в его голове иллюзию того, что я ласкаю его. Ты моя кровь и плоть, поэтому я не имею такой власти над твоим мозгом, которую имею над сознанием твоего четвероного друга. Но я очень рада и этой возможности встретиться и пообщаться с тобой, мой сын. К сожалению, дальнее расстояние между нашими галактиками делают связь между ними кратковременной и неустойчивой. Она может в любую минуту прерваться. Поэтому я решила не терять времени и посвятить тебя в искусство, которое может потребоваться в любую секунду твоей жизни. Боюсь, что у нас не будет времени поговорить о твоей жизни без меня, но сейчас мы войдем в контакт, во время которого я передам тебе кое-какие знания и умения, а пока ты будешь рассказывать о своей жизни. Когда придешь в себя, ничему не удивляйся и учись правильно использовать полученные знание. Не пугай ими людей. А теперь, закрой глаза и наберись терпения.

Как только глаза закрылись, кругом все потемнело и я оказался в безвременье.

Очнулся я, по-прежнему, сидя на стуле и глядя перед собой себя в угол горницы. В помещении было темно и только лунный свет речной струей рассеивал темноту в комнате. В поле моего зрения попал Трезор, который сидел чуть в бок от меня и не отрывал взгляда своих карих глаз от моего лица. Уловив мой осознанный взгляд, он подошел и ощутимо ткнул своим носом в мои колени. Всем своим видом он, словно, хотел сказать, что нам пора идти. Машинально взглянул на часы, они показывали четыре часа тридцать минут. Плотная темнота за окном подтверждала мою мысль о том, что всего через час нам с Белояром придется бежать свои утренние десять километров.

Когда мы с Трезором выходили из дома в начинающуюся снежную метель, то я вспомнил неожиданную встречу с мамой и ее слова об искусстве, знании и умении.

ххх

Дни отдыха, по словам Белояра, это дни вынужденного, но приятного безделья, пролетали стремительно, встречи с ребятами и девчатами села, танцы под аккордеон и гармонь, девчишники, мальчишники, капустники.

За два дня до возвращения в академию я вспомнил о данном Валентину Валентиновичу обещании, показать ему безвоздушное пространство и наш естественный спутник. Вечером я послал одну из младших сестер Белояра с запиской к Валентин Валентиновичу, где подробно объяснил старому учителю, где мы встретимся и какую одежду надеть для полета.

Еще до рассвета я был у своего Х45, демонтировал кресло-лежанку Трезора и пристроил на его место сиденье от разбитого "Москвича", чтобы Валентину Валентиновичу было бы на чем сидеть во время полета.

Валентин Валентинович появился в точно назначенное время и, не смотря на мои советы, оделся в громадный зимний тулуп и шапку ушанку, так как, по его словам, очень боялся замерзнуть на большой высоте. Я посоветовал ему скинуть всю эту одежку и залезать в кабину истребителя. Как только он скрылся в кабине и сел на кресло, я рядом с его тулупом оставил свой высотный скафандр и одним молодецким прыжком влетел в кабину. Валентин Валентинович тихо сидел за моей спиной и, словно жираф, вытягивал шею, чтобы рассмотреть оборудование кабины и то, что было за ее окнами. Колпак кабины с легким шипением встал на место, свежий воздух наполнил внутренний объем, через контур-шлем я передал Ирреку мысленный импульс-приказ и, в несколько секунд прогрев двигатель и сделав прозрачным остекленение колпака кабины, стал осторожно набирать высоты.