Валентин Егоров - Капитан Т.Т. Трезоров

— Господин майор, — сказал он строгим баритоном, впервые в жизни обратившись ко мне по званию, — Во что была одета ваша жена, когда вы встретились после разлуки?

По глазам и поведению Генерала можно было прочитать, что он заблаговременно готовился к вопросу и много раз репетировал эту сцену. Потому что в его действиях наличествовала не характерная ему театральная пауза, а за четыре года службы в заполярье, как мы знали, он ни разу не побывал в театре. Этой паузой Генерал также проверял нашу общую реакцию, восприимчивость и готовность действовать в неожиданных ситуациях. Вся его наигранность строилась на том, что он знал, что задает мне вопрос, выходящий за сферу его компетенции, но не мог его не задать, так как он, по его мнению, был центральным и важнейшим. Он и вызвал нас к себе, чтобы поговорить на эту тему и статья в газете явилась предлогом для этой встречи и разговора.

Белояр округлил глаза и сделал вид полного идиота, не понявшего суть и подоплеку вопроса и сам факт того, почему Генерал уделил ему внимание и время и, вообще, почему придал значение тому, как одеваются женщины. Ведь, если здраво рассуждать, то ни один нормальный мужчина не знает и не сможет ответить на этот загадочный вопрос природы. Тем более офицер, который кроме, как сохранить идеальную стрелку на форменных брюках, ни в чем в другом не разбирается — форма, она и в африке форма. Моду, Белояр с ранних лет службы в армии, относил к сфере влияния и компетенции женщин и считал ее их личным бзиком — только дочери природы могли творить моду. Белояр полагал, что у Генерала немного поехала голова и что он решил в свободное от службы время, готовясь к отставке, заняться модой и пошивом женской одежды, начав свое дело с жены подчиненного. Иначе, зачем ему потребовались все эти детали одежды жены своего друга и ведущего.

Капитана Т.Т. Трезорова мало интересовали проблемы моды и пошива женской одежды, по простате своего характера он решил, что Генерал свихнулся и впал в старческий маразм. Он даже стал демонстративно поднимать правую переднюю лапу к виску, чтобы известным всему миру жестом проиллюстрировать просьбу уважаемого пожилого человека в генеральском чине.

Что касается меня, то вначале, я никак не мог проникнуть в суть генеральского вопроса, — причем тут опаловые глаза и причем одежда, в которой она была, когда мы встретились. Совершенно естественно мои мысли путались и возвращались к минутам, когда моя богиня представала передо мною в своей природной красоте, правда, с отдельными завязочками и веревочками, прикрывающими наиболее интересные и увлекательные места.

Но в голове пока еще хватало место для мыслей, которые позволяли серьезно воспринимать дурацкий и в тоже время не дурацкий вопрос Генерала. Но, как я ни пытался вспомнить, что же такое было на супруге, когда я стоял на коленях перед ней и что привлекло внимание нашего Генерала. Выпитое вино так замутило голову, что я отчетливо помнил вкус губ опаловых глаз и что на этих губах не было помады, — помнил этот миленький бантик, который без особых проблем можно было развязать одними только губами и эти шикарные пуговки… По всей видимости, эти приятнейшие воспоминания настолько увлекли меня в свою ритмику, что я потерял счет времени. Только внутренняя интуиция спасла меня от полного потопления в этих воспоминаниях и заставила вспомнить о необходимости ответа на вопрос командира.

Но, если честно признаться, я так и не вспомнил в чем была одета опаловые глаза, когда она целовала и хлестала меня по лицу за пьянку — хорошо помнил отдельные детали, но не всю одежду в целом. Я мог и дальше продолжать свои воспоминания, но они не имели никакого отношения к вопросу Генерала.

Меня начали обуревать мысли, что, как боевой офицер, я должен честно признаться Генералу и друзьям, что был в дымину пьян и ничего не помню. В любом случае, я уже раскрыл рот, чтобы внятно разъяснить Генералу сложившуюся с его вопросом ситуацию. Но мое внимание привлекли Белояр и капитан Т.Т. Трезоров, которые делали мне какие-то предостерегающие жесты, которые можно было бы перевести на человеческий язык, как заткнись, не будь идиотом, подумай, не отвечай и так далее. Чтобы разобраться в этих жестах друзей, мне пришлось прикрыть рот, довольно-таки резко сжав челюсти, но, по всей видимости, перестарался, так как в результате действия по закрыванию рта на весь генеральский кабинет прозвучал металлический скрежет смыкаемых зубов.

Этот внезапный металлический скрежет сильно смутил меня и, чтобы скрыть от присутствующих это обстоятельство, я принял позу человека, глубоко обиженного нескромным вопросом.

Наш Генерал взад вперед, словно маятник в старинных ходиках, прохаживался перед нашим строем и старательно заглядывал каждому в глаза, стараясь проникнуть в наши мысли, чтобы найти ответ на поставленный вопрос. Но его взгляд встречал лишь умные ответные взгляды, в которых не было не искорки ответа. Он не сразу догадался о полной бесперспективности подобного хождения и вглядывания в глаза подчиненных. На простейший, по его просвещенному мнению, вопрос никто из этой троицы не мог дать ему ответа.

Но, услышав звук зубовного скрежета супруга предмета разговора, Генерал подумал, что вопрос мог оказаться не столь уж простым, если этот парень звереет на глазах. Поэтому он решил, чтобы не усугублять ситуацию, дать ответ на самим же поставленный вопрос. Сделав театральную паузу, не зря же он столько времени репетировал перед зеркалом для бритья, Генерал громко и хорошо поставленным командирским, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:

— На ней был зеленый мундир!

Генеральский кабинет погрузился в сплошную тишину, был слышан звук крыльев мухи, летящей в дальнем углу кабинета, три пары глаз, две — человеческие и одна — собачья, ошеломленно уставились на Генерала.

В этой ситуации сам собой напрашивался ответ — либо Генерала сбрендил, либо он очень близок к этому — ну, что в этом такого, ведь многие женщины в мире носят зеленые мундиры?! К тому же я видел опаловые глаза в зеленом мундире в день, когда мы расписалась. Ну, и что в этом такого?

Да, и к тому же Генерал продолжал вести себя странным образом и сильно нервничал. Из его последующих действий было неясно, то ли он хотел закурить, доставая из специального футляра толстую гаванскую сигару, то ли он не хотел курить, каждый раз разламывая сигару пальцами рук на мелкие кусочки. А каждая такая сигара стоила четверть нашего майорского оклада, а наш командир был далеко не миллионер. К тому же он продолжал беспрестанно прохаживаться взад вперед перед нашим коротким строем, заставляя наши глаза метаться то влево, то вправо, наблюдая за его перемещениями. В какой-то момент Генерал остановился и замер в неподвижности, прикоснувшись бедром к письменному столу.