Евгений Филенко - ШЕСТОЙ МОРЯК

Я снова слышу голоса.

Это значит, у меня есть уши. И, как следствие, голова. По меньшей мере — голова.

Тело, как свидетельствует мой прежний опыт, здесь вовсе не обязательно. Бывало, что они обходились одной лишь головой. Если им нужно было только лишь задать вопрос и только лишь получить ответ. Уши — чтобы выслушать вопрос, и рот с языком, чтобы дать ответ. Даже глаза не обязательны. Но без головы — никак. Где же тогда пристроить рот и на что навесить уши?! Придумать что-нибудь другое никому и никогда не хватало воображения.

Ненавижу, ненавижу эти самые первые минуты Воплощения, когда непонятно, что у тебя есть, что же тебе вернули эти... умельцы. Даже их самих ненавижу меньше, чем проклятую неопределенность первых минут!

О чем они там говорят? А, чирикают между собой. И язык какой-то странный, непонятный. Или это у меня мозг еще не работает как нужно? Однажды мне объясняли последовательность пробуждения мозга, какой участок включается в первую очередь, какой — в последнюю. Не все мои собеседники сплошь оказывались невежественными властолюбцами... Давно это было, и я уже почти все запамятовал.

Нет, разумеется, если вдруг возникнет острая необходимость, я сумею восстановить все услышанное до мельчайших подробностей. Вплоть до интонаций говорившего, до морщинок и теней его лица, до складок его одеяния — если у меня в ту пору были глаза. А у него — лицо и одеяние. Вовсе, между прочим, не факт...

Но прежде всего, помнится, должны выйти из забытья древнейшие инстинкты, как и при появлении на свет. Ориентировка и самосохранение. Все правильно. Они проснулись и работают. Я лихорадочно пытаюсь понять, где нахожусь и что вокруг меня творится на сей раз, а заодно и провести учет собственных свойств и атрибутов. Что они там себе решили по поводу меня, что вернули мне своей высочайшей милостью...

И голоса у них какие-то не в меру резкие, высокие, даже с подвизгом.

Ну, это не так уж и важно. Могло пройти немало времени, многое могло измениться в том мире, куда меня сейчас вернули. Могло измениться вообще все.

Хорошо бы, чтобы это все еще были тукнругилухи. В конце концов, они не так уж плохо со мной обращались. Хотя вопросы задавали довольно неумные и порой жестокие. Даже по отношению к самим себе — но это уж их забота.

Хвала Создателю, это никак не могут быть кулпатсантры. Эти уже ушли, и ушли навсегда. Я сам был свидетелем их ухода. То, к чему они меня принуждали, было отвратительно. Даже для меня, повидавшего и познавшего все мерзости, вместившего в своей душе всех демонов ада. Гнусные твари... Да, кулпатсантры ушли и уже не вернутся. Никто не возвращается. Это хорошо, как в случае с кулпатсантрами.

И это печально, как в случае с авакуапеулиа.

Вот о ком я буду вспоминать с непреходящей благодарностью — пока буду способен вспоминать. В конце концов, однажды я узнаю столько, что начну забывать. И не хотелось бы мне, чтобы авакуапеулиа оказались забыты в числе первых.

Они воплотили меня только однажды. Как видно, из чистого любопытства и, может быть, мимовольно. Воплотили меня всего, в целости и совокупности. Они смотрели на меня, а я смотрел на них и все ждал, когда они начнут от меня чего-то требовать, домогаться, вожделеть... Я даже не удержался и спросил первым. Они защебетали что-то на своем диковинном языке, который я так до конца и не усвоил, потом засмеялись и разошлись по своим делам. Просто оставили меня в покое. И я целую жизнь был предоставлен самому себе.

Я обошел всю землю, переплыл все моря. Я узнал об окружающем меня мире больше, чем за все предыдущие Воплощения. И хотя я понимал, что это знание эфемерно, оно лишено всякого смысла, что к следующему Воплощению мир неизбежно изменится, я все равно испытывал к этому чудному народу одну только благодарность. Я желал бы хоть как-то их отблагодарить, но им ничего не было нужно от меня. Они просто смотрели на меня, а после разбредались кто куда, заливаясь своим удивительным серебряным смехом. Нет, не надо мной они смеялись. Просто все их существа почти целиком состояли из света, радости и этого серебряного смеха. Ни с одним из них я не сошелся близко, да это было и невозможно. Они жили легко и коротко, как поденки.

Я тоже хотел бы наконец умереть. Не так, как обычно завершается Воплощение, а так, как они. Умереть раз и навсегда, распасться всему. Смешать свой разум с прахом. Рассеять по ветру свою память. Все равно то, что она хранит, никому не нужно. Никто и никогда не спрашивал меня о прошлом. Никому не было дела до того, что я пережил и запомнил. Все эти кулпатсантры, тукнругилухи, алерсэйгарызы, фуалеласилимы... они всегда хотели одного и того же. Авакуапеулиа не хотели ничего. Быть может, все они и не догадывались о том, что я... что такой, как я, способен помнить все, что со ним происходило от начала времен. Поэтому я смотрел на авакуапеулиа с завистью и желал себе такой же быстрой и легкой смерти.

Но тот, кто произвел меня на свет, лишил меня этой возможности. Умирало мое тело, я же только засыпал. Когда моему телу наступал срок, я принужден, был возвращаться в свое логово и проваливаться в небытие... до следующего Воплощения.

Да, все они рано или поздно уходят с лица земли, и никто не возвращается. Только я один.

Впрочем... что это я? Было и такое: ушли, ушли надолго и, как мне привычно думалось, навсегда. Их место заняли сначала одни, потом другие, и вдруг — снова они. Да, да, было и такое, что возвращались и задавали свои вопросы, причем те же самые, что и в прежнее Воплощение. Это было странно и в то же время курьезно. Вдруг узнать, что ничего в мире не меняется, и сосуды глупости не иссякают! Кто же это был? Фуалеласилимы? Нет, кажется, ислурсины. Да, они самые. Ушли, потом вдруг вынырнули из небытия, задали свои глупые вопросы и снова исчезли. Наверное, теперь уже окончательно. Вот уже без малого полсотни воплощений, как о них ни слуху ни духу. Хотя... кто знает? Вдруг я открою свои глаза, а они стоят вокруг меня, надменные, кичливые, очень гордые своей властью надо мной, и уже готовят мне свои дурацкие вопросы... те же самые, что несколько эпох тому назад. И наивно полагают, что до них никто меня об этом спокон веку не спрашивал.

Это уж как водится: те, кто приходит позднее, даже не подозревают, что здесь до них уже кто-то был, что они не первые, и даже не двадцатые...

Взять да и сказать им в их спесивые рожи: ну сколько можно?! Вот уже и луна в небе не та, что раньше, а вы все об одном и том же, остолопы несчастные!..

Я вслушиваюсь в голоса, не открывая глаз. Потому что боюсь вдруг обнаружить, что они не удосужились снабдить меня глазами. Да, такое бывало сотни раз...