Николай Романецкий - Дельфин в стеарине

– Здравствуйте! Слушаю вас!

– Прошу прощения, но нам надо встретиться.

Она удивленно распахнула глаза, потом усмехнулась:

– Вообще-то я не встречаюсь с незнакомыми мужчинами.

– Это будет деловая встреча.

– Что вы говорите? – Теперь она фыркнула почти так же, как вчера Марьяна. – А я думала, вы – мальчик по вызову. – Она мягко улыбнулась, показывая, что пошутила. – Что же это за дело, ради которого мне надо с вами встречаться.

– Дело касается… – Я подумал, что не стоит называть имена: возможно, у них внутри открытые каналы связи, и нас видит как минимум давешняя сивка-бурка. – Дело касается одного… э-э-э… человека, благодаря которому вы оказались на нынешнем месте работы.

Она задумалась, соображая. И вдруг вздрогнула. Зажмурилась, мотнула головой. Кивнула:

– Хорошо. Давайте встретимся.

– Вы сможете бросить ваш универсам хотя бы на четверть часа?

– Смогу, – с трудом выговорила она.

– Тогда на ближайшей к главному входу скамейке, слева, если смотреть от универсама. Через двадцать минут.

Я прекрасно знал все скамейки возле «Гаванского», поскольку часто возил туда Катю – затовариваться на неделю.

– Ладно, – чуть слышно сказала Десятникова, и было хорошо видно, как она изо всех сил старается проглотить комок в горле.

К «Гаванскому» я прибыл на пять минут раньше оговоренного времени. Занял не ближайшую скамейку, а четвертую на другой стороне аллеи – вроде тут я, а вроде меня и нет. Хотелось посмотреть на Десятникову в тот момент, когда она обнаружит, что «кавалера» на оговоренном месте не оказалось. Что она при этом почувствует? Облегчение или совсем наоборот?

Над входом в универсам висел рекламный баннер «Хоть пол-Питера пройдешь, больше скидок не найдешь». Я мысленно похихикал – слоган был двусмысленным, и это, наверное, видели все, кроме автора текста. А может, так у него было и задумано – корявое тоже запоминается.

На скамейке лежал оставленный кем-то номер вчерашнего «Вечернего Петербурга». Я сел поудобнее, закурил и развернул газету, изображая из себя чтеца и время от времени поглядывая в сторону универсама.

На подстриженном газоне за скамейками расположилась компания полураздетых, загорелых парней и девушек. Поодаль стояли составленные в пирамиду электростриммеры. Молодые люди, как выразился бы наш губернатор, являли собой процесс реализации социальной программы «Город – молодежи, молодежь – городу». Стрижка газонов, уборка мусора, подрезка деревьев… Неброский, но очень необходимый труд. Ну и возможность заработать, само собой…

В романах прошлого века, посвященных далекому и недальнему будущему, эти работы поручались непременно автоматам. Был некий особый шик среди писателей – обрисовать, как робот-трудяга выползает из служебного помещения, чтобы подобрать брошенную героем обертку от мороженного и, жужжа и мигая неоновыми лампочками, превратить ее в нечто полезное. В пуговицу, к примеру… Тогда еще не было липучек и магнитных застежек. О том, что неквалифицированную молодежь потребуется обеспечивать работой, никто тогда не думал – впереди ждало Светлое Будущее, где всяк станет заниматься исключительно творческим трудом. Но когда пришло оно, это будущее – и вовсе не светлое, – выяснилось, что творческим трудом способен заниматься далеко не всякий (и не говорите, что творческим может быть любой труд; да может, однако так происходит только в случае, если за дело берется человек, одаренный господом). Пуще того, даже готовящимся к творческому делу студентам во время третьего семестра надо чем-то занять руки, иначе возрастает уличное хулиганство – удаль молодецкая ищет выхода. Вот и придумали с некоторых пор соответствующую программу, обеспечили финансирование, и слава богу…

Мои размышления прервало появление Десятниковой. Она выскочила из дверей универсама и застыла, обнаружив ближайшую слева скамейку пустой. Огляделась вокруг, растерянно опустила плечи.

Да, в сравнении с Анитой она была как Василиса Прекрасная рядом с Бабой Ягой – высокая, с хорошей фигурой, и ноги у нее росли почти из-под мышек. К таким ногам в самый раз мини-юбка, и она сама прекрасно знала это, поскольку в придачу к белой блузке носила именно этот предмет женской одежды.. Да уж, теперь-то я понимал Василия Зернянского, будь он хоть Кощей Бессмертный, хоть царь Горох, хоть Иван-крестьянский сын.

Между тем, Десятникова продолжала растерянно оглядываться. Девочка явно не интересовалась детективной литературой, иначе бы ее внимание непременно привлек читающий газету придурок. Впрочем, как раз на скамейках и можно встретить таких. Либо с газетами, либо с книгами, седовласых и седобородых…

Поскольку моя затея явно не удалась – не было на лице Десятниковой ничего, кроме растерянности, – я сложил газету, встал и помахал рукой.

Он заметила меня не сразу, потом некоторое время вглядывалась и наконец сошла со ступенек.

Я двинулся ей навстречу, и в результате мы встретились как раз возле ближайшей скамейки.

– Тут было занято, – соврал я.

Она не обратила на мои слова никакого внимания.

– Зачем вы хотели встретиться со мной? Что-то с Васей?

Она так и сказала – с Васей…

– Вы новости не смотрите?

– Смотрю, – явно соврала она. И добавила: – Правда, не каждый день. Что с ним?

– Он умер.

На сей раз она не вздрогнула, но это еще ни о чем не говорило – она определенно чувствовала, что я пришел с недоброй вестью, и была уже готова к любому исходу.

– Когда?

– Да уже около двух недель прошло.

Она рухнула на скамейку, стиснула руки, наклонилась, уставившись в землю. Я сел рядом и был наготове до тех пор, пока она не справилась с собой. Наконец она подняла голову:

– Извините… Вы из милиции?

Я не стал врать:

– Нет, частный детектив.

– Частный детектив? С какой стати?

– Органы посчитали, что это был несчастный случай либо самоубийство.

– Самоубийство? – Десятникова нервно рассмеялась. – Вася и самоубийство – вещи несовместимые. Я бы никогда не поверила… Подождите, раз вы – частный детектив, то вас кто-то нанял. Кто?

– Пока я не могу назвать имени своего клиента.

Она фыркнула:

– А я и так знаю! Эта стерва, его женушка. Так?

Ну что я мог ей ответить. Не согласиться?.. Да она бы не поверила! Поэтому я просто пожал плечами.

А Десятникова стремительно заводилась. Вот уже прекрасные глаза принялись метать молнии, ушки покраснели, а губки стали тонкими.

– Так вот что я вам скажу… – Она тряхнула кудрями. – Как вас зовут?

– Макс, – сказал я, изо всех сил стараясь не смотреть на ее ноги.

– Так вот что я вам скажу, Макс… Эта стерва его и убила. Я просто уверена в этом.