Алина Илларионова - Клинки севера

На палубе царила веселая суматоха. С мачты торжественно и звучно пел дозорный камышовый кот, гулко шлепали о доски босые ноги матросов. Даже невозмутимый л’лэрд Шантэль с непроизносимой фамилией Тирриашаль д’ривен – старший из посланцев Силль-Миеллона – снисходительно улыбался. Именно его Вилль поминал крепким орочьим словцом, каждый раз окуная полотенце в ведро. Еще в Равенне маги установили в своих каютах скульптурки из загущенного леденита с хвойной отдушкой и наслаждались ароматами леса. Закаленные орки посмеялись, эльфы отказались. Точнее, отказался л’лэрд Шантэль, а поперек слова старшего остальные не пошли. Виллю оставалось только злиться: сам обращаться за помощью к магам он не стал.

Дан встал к борту рядом с Виллем и многозначительно ухмыльнулся.

– Давайте, л’лэрд Арвиэль, покажите мне проблески таланта в лучах бездарности. И не забудьте помолиться Пресветлой и духу Халяве…

– Я просил, Аэшшур…

– И я просил не звать меня так…

– Ладно, я буду называть тебя Эданэлем, и не перепутаю эти шушелевы вилки, и не буду ругаться шушелем, если ты прекратишь богохульничать!

– Я жду.

– Саном и сунной здесь называют простолюдинов. Саар и сури – это аристократия. Атэ’саар и атэ’сури – ведьмак и ведьмачка…

– Маги или Одаренные.

– Колдун и колдунья, – желчно «поправился» Вилль. – Ки’саар и ки’сури – высший свет. Сливки общества, в чьих жилах течет кровь предков Его Величества кэссаря. А кэссиди – Ее Высочество…

– М-да, его единственная дочь принцесса Иллада, по слухам, так дурна собой, что появляется на приемах, вымазав лицо белой пудрой. И в парике.

– В такую жару?!

Дан покачал головой, когда Вилль фыркнул, в очередной раз демонстрируя пренебрежение к очаровательному полу. Еще в Равенне барышни, не обремененные моралью и излишками одежды, вились вокруг новичка, как мотыльки у цветка, чьего нектара непременно должно хватить на всех. Вилль с боем прорывался сквозь толпу и молча кипел в одиночестве. По его мнению, одна была толстой, другая тощей, третья криворукой, четвертая кривоногой, пятая… Даже у признанной красавицы, белокурой Милушки, нашелся изъян – дура, о чем в завуалированной форме Вилль ей и сообщил, когда поздним вечером обнаружил девицу у себя на постели в кемалевом пеньюаре. Впрочем, та не особо расстроилась и даровала благосклонность более сговорчивому денщику-полукровке. В итоге довольными остались все.

– Наверняка кэссиди учила буквы только для того, чтобы читать любовные романы. – Вилль подмигнул.

– Спроси ее об этом, и окажешься на дыбе в «муравейнике».

Дворец кэссаря прятался за стеной в парке столь огромном, что сам правитель не знал хотя бы общего числа мелких построек. Там жили приближенные и находились казармы доверенных воинов. Все это неисчислимое великолепие раскинулось на холме, а под ним находилось то, что Дан назвал «муравейником», испещренным несколькими ярусами холодных темных камер и душных пыточных. Несчастных узников тюрьмы для особых преступников действительно и жалили, и кололи, и резали до последнего вздоха. Туда брат категорически запретил попадать.

– Лучше дыба, чем жена с отрубями в голове… – проворчал Вилль.

Солнце почти вошло в зенит, и он по примеру Эданэля приложил ко лбу руку козырьком. Стремительно приближалась чужая и чуждая родина, на первый взгляд совсем негостеприимная. Камни, казалось, росли прямо из воды, отпугивая визитеров с моря сухими водорослями и гроздьями мидий, бурыми, замершими в ожидании прилива. Берег поднимался над легкими сейчас волнами сажени на две и сразу переходил в высокую стену, зубчатой лентой растянувшуюся между защитой природной – голыми острыми скалами такого же светло-серого цвета. Над их пиками в лучах солнца кружили белые чайки, но черные вороны на фоне полной луны смотрелись бы уместнее. Вилль разглядел какие-то руны, испещрившие валуны. Как пояснил брат, они отразят практически любое стенобитное заклинание.

Именно так, по мнению аватара, мог вы выглядеть вход в обитель бездушного некроманта или дракона, того самого, легендарного, а вовсе не бездарной деревянной подделки. Да, пейзаж мог казаться величественным, но унылым, лишенным эстетики и мрачным, если бы не ворота. Двустворчатые исполины высотой в семь саженей были окованы медью, но в отличие от ворот Равеннских, крытых поверху золотом, эти украшало ювелирной работы кружево из неведомого черного сплава, блестящего, как зеркало. И стену, и ворота сработали гномы полтысячи лет назад, когда Поднебесной Цепи еще не было. Нелюди оказались более злопамятными, чем люди, и возобновить контакт с государством, пытавшимся завоевать родную Неверру, решили только сейчас.

Послов ожидали. На пристани, каменным клыком выдающейся в море, построились две шеренги воинов, облаченных в парадные шлемы с белоснежным плюмажем. Стояли навытяжку, гордо задрав подбородок и выпятив грудь с изображением черно-алого скорпиона на сияющих панцирях, но зоркий эльф разглядел, что лица блестят от пота. Вилль сглотнул и поддернул рукава к локтям. В такое пекло даже детальное описание прелестей скадарской кухни не заставило бы его надеть легкую парадную кольчугу, лежавшую на всякий случай в дорожной сумке.

Паруса спустили, и на смену Мариусу пришел заклинатель воды и морских течений в частности.

– Держитесь! – выкрикнул Лин Санти, молодой, еще безбородый маг. Внезапно поднялась волна, плотная, высокая, и корабль вылетел к причалу, будто салазки с ледяной горки.

У Вилля аж дух захватило! Подобный восторг он испытывал в последний раз, когда катался на санях вместе с другом Эртаном, тем еще лихачом.

По рассказам господина Мариуса, не единожды бывавшего в Катарине-Дей, чуть южнее скалы побережья сходят на нет. Там расположен рыбачий поселок. Пахнет водорослями, рыбой, и раздаются зычные окрики торгующих прямо с лодок людей.

На парадной пристани все было иначе. Ее, казалось, подмели и тщательно вымыли с мылом, а Виллю почему-то вспомнился полотер Дуля, драящий вотчину старыми панталонами. Аватар, вдыхая легкий запах персиков, шел следом за магами чуть впереди делегации из Силль-Миеллона. Очень скоро скадарцы узнают, что вовсе не из Вековечного леса он прибыл, а в составе посольства равеннского, но пока решил соблюдать нейтралитет. Дан остался на корабле вместе с остальной прислугой, в том числе Гнусом – так Вилль прозвал помощника Мариуса Аттеа. Образцово вышколенный, расторопный, но аватара он раздражал смазанной, невыразительной физиономией, а пуще того – способностью появляться из ниоткуда в самый неподходящий момент.

Чтобы не таращиться на встречающих семерых магов слишком откровенно, Вилль пригляделся к воротам, сейчас открытым на четверть. В центре каждой створы изгибался выкованный гномами скорпион – символ династии Нэвемар. Видимо, ядовитый паук справлялся с возложенной на него миссией покровителя, потому что с момента воцарения кэссаря Лезандра никто не посмел оспорить право его потомков на престол. Власть передавалась первенцу вне зависимости от пола, и как раз этот момент казался аватару величайшей глупостью. Ну какая из девки правительница?! Королевство ее – кухня, дети – подданные, а муж – надо всем закон!