Джон Толкиен - Возвращение короля

Сэм пытался хоть примерно определить расстояние и выбрать дорогу.

— Не меньше пятидесяти миль, — ворчал он, глядя на грозную Гору. — Это, если учесть, в каком состоянии мой бедный хозяин, неделя ходу.

Он мрачно покачал головой, в которую полезли черные мысли. Его храброе сердце никогда надолго не теряло надежды, и до сих пор он всегда загадывал вперед, думая об обратной дороге. Сейчас он ясно осознал горькую правду: съестных припасов едва хватит, чтобы дойти до цели. Потом, когда Дело будет сделано, они оба погибнут, голодные, бесприютные и одинокие в страшной пустыне, откуда нет возврата.

«Вот, значит, что было мне предназначено с самого начала, — подумал он. — До конца помогать господину Фродо, а потом умереть вместе с ним. Ну что ж, дело есть дело, придется все выполнить. Только очень хочется еще разок увидеть родной дом, Старика, Рози Норкинс и ее братьев, Приречье, семейство Календулсов, всех соседей… Никак не могу поверить, чтобы Гэндальф отправил господина Фродо в такой поход, если бы не было надежды на возвращение. Хоть маленькая надежда, а должна быть. Все это дело приняло плохой оборот, когда Гэндальф провалился в Мории. Ах, как обидно. Он бы обязательно что-нибудь придумал!»

Теперь, когда надежда окончательно угасла, или, во всяком случае, так казалось Сэму, в его душе родилось новое мужество. Его простодушное хоббичье лицо стало суровым, почти угрюмым. В нем появилось ожесточенное упорство и твердость, будто из мягкотелого хоббита он превратился в сурового воина, которого не согнет ни отчаяние, ни усталость в бесконечном пути через пустыню.

Как-то по-новому оглядел он окружающую равнину, чтобы определить, куда направить следующие шаги. Еще немного рассвело, и Сэм, к великому удивлению, обнаружил, что плато вовсе не ровное, каким казалось издали, а все в ухабах, ямах, рытвинах, грудах мусора и битого камня. Будто это место было когда-то мягким, а великаны забавлялись на нем, швыряя и круша камни. Потом все застыло… По такому рельефу можно было смело передвигаться от ямы к яме, без риска быть обнаруженным. Правда, на это требовалось много времени и сил. Усталым путникам, у которых почти не осталось еды, это будет очень трудно.

Раздумывая таким образом, Сэм повернулся к Фродо. Его будить не пришлось, он лежал с открытыми глазами, устремив их в хмурое небо.

— Прошу прощения, хозяин,— сказал Сэм.— Я тут немного осмотрелся и обдумал положение. На дорогах пока тихо, надо бы этим воспользоваться и двинуться вперед. Сможете?

— Смогу, — ответил Фродо. — Должен.

И они стали пробираться от ямы к яме, где ползком, где перебежками, прячась за камнями, стараясь не терять основное направление — вдоль северной горной цепи. Параллельно их пути шла восточная дорога; куда она вела, видно не было, ибо ее продолжение терялось в тени предгорий, на ней было пусто, мордорские армии уже почти все собрались, и, кроме того, Властелин Мрака даже внутри своего государства по укоренившейся привычке предпочитал передвигать войска по ночам, опасаясь светлых ветров, которые раздирали и развеивали дымовые прикрытия. Саурона также беспокоили слухи о наглых шпионах, проникших в Мордор.

Протащившись так по пересеченной местности несколько трудных миль, хоббиты остановились. Фродо совсем обессилел. Сэм понял, что таким способом, где ползком, где спотыкаясь, с редкими перебежками, то и дело отклоняясь в стороны, они недалеко уйдут. Он объявил привал и, подумав, принял решение.

— Пока светло, давайте выйдем к дороге, господин Фродо,— сказал он.— Еще раз попытаем счастья. Удача подвела нас в последнем приключении, но все-таки мы живы. Несколько миль еще пройдем, тогда можно будет отдыхать долго.

Рисковали они, конечно, больше, чем даже Сэм предполагал, но Фродо, которого пригибала к земле Роковая ноша и измучила внутренняя борьба, безнадежно соглашался на все. Они еще попетляли между камней, потом вылезли на насыпь и пошли прямо по твердой страшной дороге, ведущей в Черную Башню. Счастье, по-видимому, не собиралось их сразу покидать, потому что шли они так до вечера, не встретив живой души, а ночью их укрыла Тьма. Весь этот жуткий край словно затих перед бурей. Западные полководцы в это время уже миновали Перепутье и поджигали мертвящие дурман-цветы на страшных луговинах Имлад Моргул.

Отчаянный поход продолжался. Кольцо удалялось на юг, Королевские знамена двигались к северу.

С каждым днем, с каждой милей усиливались страдания хоббитов. Силы у них таяли, местность становилась все более зловещей. Днем они врагов не встречали, а ночью, беспокойно засыпая в очередной яме подальше от дороги, иногда слышали крики и топот множества ног или стук копыт спешно перегоняемой конницы. Страшнее всего были даже не дорожные опасности, а само место, к которому они приближались. Страшна была мощь Врага, погруженного в свои мысли, затаившегося во мраке в бессонной ночи за темной завесой, скрывшей его трон. Чем ближе к Барад-Дуру они подходили, тем более черным казался им окутавший его мрак, как стена последней ночи на краю света.

Наконец, наступил самый страшный вечер. В час, когда армия Западных Полководцев дошла до края живой земли и вступила на мертвую пустошь, два путника пережили самое безнадежное отчаяние. Прошло четверо суток с тех пор, как они удрали от орков, и с каждым днем они будто все глубже входили в кошмарный сон. На четвертый день Фродо уже не откликался на зов Сэма, шел согнувшись и спотыкаясь, не видя перед собой дороги. Сэм понимал, что из всех мук Фродо выпала горшая: тяжесть Кольца росла с каждым шагом, становилась невыносимой для тела и рассудка. Верный слуга с тревогой замечал, как часто Фродо поднимает левую руку, словно защищается от удара или пытается заслониться от ищущего Всевидящего Глаза. Иногда правая рука Фродо сама по себе тянулась к Кольцу, но в последний момент медленно останавливалась, подчиняясь приказу воли, и бессильно падала.

Когда наступила ночь, Фродо сел на камень, уткнул голову в колени, а руки свесил к земле и замер, только пальцы у него слегка подрагивали.

Сэм не спал и смотрел на него, пока мрак не сгустился в сплошную черноту, разделив их. У него уже не было слов утешения, он сидел, погруженный в собственные невеселые мысли. Он тоже устал и трепетал от страха, но был не так изнурен, как Фродо. Спасибо лембасам; если бы не они, оба хоббита давно уже погибли бы. Лембасы не насыщали досыта, и Сэм много раз с тоской вспоминал разную еду и мечтал об обычном хлебе и мясе, но в них была чудесная живительная сила, которая только возрастала, если другой еды не было. Эта сила как бы вливалась в тело и помогала выдерживать жестокое напряжение за пределами выносливости смертных.