Юрий Бурносов - Армагеддон. Книга 3. Подземелья Смерти

Роулинсон молчал. Он просто не мог поверить в происходящее. Сидевший перед ним человек был моложе Игната Нефедова. Он совсем не был похож на Игната Нефедова. Он вообще никак не мог быть Игнатом Нефедовым.

– Какое пиво я пил? – превозмогая боль, спросил полковник.

– «Текате», – с готовностью ответил русский. – И жаловались, что оно имеет привкус мочи. А покойный Блэки советовал вам пить аутентичные напитки конкретных стран.

– Как погиб Леттич?

– Его застрелили, и он упал в костер.

– А незадолго перед этим…

– Незадолго перед этим он растянул связки. И я наложил ему повязку, гель с ибупрофеном.

Русский выжидающе смотрел на полковника, словно подначивал – ну, давай еще вопросы, давай, у меня на все найдутся ответы. И Роулинсон сдался.

– Я не могу в это поверить, – честно сказал он, – но мне приходится. Ты не оставил мне шансов, tovarishch. Полагаю, объяснять ты не станешь? Я вижу, это не пластическая операция. Тут что-то посерьезнее.

– Это сложно и долго. Возможно, когда-нибудь… Хотя в объяснение будет весьма сложно поверить. Я, например, тоже очень удивился, когда увидел вас тут живым. Потому что закапывали мы с Ченнингом определенно труп.

– Боюсь, я ничего вам не смогу разъяснить.

– Зато я смог бы. Мне приходилось встречать беспредметников, Чарли, но сейчас опять же не время говорить о том, что означает этот термин. А вот помочь я вам могу. Вы, верно, сильно страдаете из-за той раны?

– Страдаю?! – Полковник горько усмехнулся. – Страдаю?! Это состояние нельзя назвать страданием. Иногда я чувствую себя совершенно здоровым, пока… Пока не взгляну в зеркало. Иногда я чувствую себя так, словно я умер. Я почти не ем. Я много пью, но алкоголь на меня действует крайне редко. Лекарства, которые я смог найти, мне не помогают, а наши врачи в Солт-Лейк-Сити разводят руками.

– Можно мне снять ваши бинты? – склонив голову набок, попросил Тарасов. Да, именно Тарасов – полковник решил называть этого человека его новым именем, потому что это был Нефедов, но в то же время совсем не Нефедов. Так недолго и свихнуться, поэтому пускай остается Тарасовым.

– Снимай, tovarishch.

Русский поднялся, обошел стол и принялся разматывать бинты с горла Роулинсона. До сих пор полковник доверял это лишь своим медикам, а потом и вовсе наловчился делать все сам. Слой отходил за слоем, неприятно потрескивая.

– Черт… – Тарасов поморщился, отбросив бинты в сторону. – Еще хуже, чем я думал. Как вы ухитряетесь есть?

– Я же сказал – я почти не ем. Только пью, – просипел Роулинсон, которому без бинтов говорить стало еще неудобнее, чем с бинтами.

Русский осматривал горло, трогая его тонкими холодными пальцами. Присвистнул, поморгал и велел:

– Закрой глаза, Чарли.

Полковник послушно закрыл глаза и почувствовал, как русский обхватывает его шею обеими руками, словно намереваясь задушить. Ладони плотно легли на безжизненную липкую кожу, затем от них распространилось тепло, странно покалывающее и успокаивающее. А потом вспыхнула боль, страшная боль, подобной которой Роулинсон не испытывал с того момента, как ему в горло вонзил кинжал сошедший с ума профессор Ломакс. Боль усиливалась, полковник взвыл, забился в кресле, пытаясь вырваться; сквозь звенящую пелену он слышал, как русский громко крикнул кому-то:

– Назад! Вон отсюда!

Наверное, охрана, подумал полковник с пугающим его самого равнодушием. Сейчас они его пристрелят.

Но никто не стрелял. Боль схлынула точно так же, как и пришла, безжалостные руки на горле разжались, звон в ушах прекратился. Роулинсон схватился за горло, и тут же раздался окрик:

– Не трогать!

Полковник осторожно открыл один глаз.

Русский стоял возле него, у дверей, наставив на него автомат, торчал один из охранников, второй выглядывал из коридора. Но слова Тарасова относились вовсе не к ним.

– Не трогать! – строго повторил русский полковнику. – А вы, чем маячить тут, принесите аптечку! Бинты, дезинфицирующее средство…

– Выполняйте! – подтвердил приказ Роулинсон.

Солдаты переглянулись, тот, что заглядывал внутрь, поспешно исчез.

– Ты тоже пошел вон отсюда! – велел полковник.

– Вы уверены, сэр?! – с сомнением покосился охранник на русского.

– Я приказываю, идиот!

Солдат, пятясь, вышел из помещения КДП, и только сейчас Роулинсон обратил внимание, что горло почти не болит, лишь немного саднит, как при ангине. Говорил он тоже не так, как раньше, – громко, внятно, без хрипов…

– Не спеши радоваться, – догадавшись, о чем думает полковник, сказал русский. – Случай очень запущенный, мне тебя еще лечить и лечить, Чарли.

– Спасибо, tovarishch.

– Я же говорю – рано радуешься. К тому же я буду откровенен – все, что я делаю, я делаю не просто так, не бескорыстно.

– Чего ты хочешь?

– Погоди немного, сейчас явится твой человек с аптечкой, я сделаю все, что необходимо, и тогда уже поговорим предметно.

– Я и так догадываюсь. Попросишь, чтобы я отпустил всех ваших людей? Боюсь, это не совсем в моей компетенции.

– А еще ты думаешь, что ничего не мешает забрать меня с собой безо всяких условий и заставить лечить, так? Я прекрасно изучил тебя еще по Мексике. Однако ты меня тоже знаешь неплохо. Я не добрый доктор Дулитл, к которому хоть сегодня приходи лечиться «и корова, и волчица, и жучок, и червячок»… Под пистолетным дулом я лечить не могу. Но, понимая, что ты тоже человек подневольный, я хочу предложить тебе сделку, которая устроит и меня, и тебя, и твоего хозяина.

– Если ты о Мастере, то он мне не хозяин, – возразил полковник, едва сдерживая желание ощупать горло. Так человек постоянно трогает языком лунку на месте удаленного зуба, хотя врачи-дантисты обычно велят не делать этого ни в коем случае. – Мы с ним скорее симбионты.

– Тем лучше, – улыбнулся Тарасов.

И в этой улыбке полковник наконец-то увидел именно ТОГО Нефедова, с которым вместе продирался через сельву, убегая от чокнутых аборигенов, пытавшихся уничтожить их за вскрытие древнего храма. Нефедова, который в чем-то изменился, но в чем-то остался прежним. И от этого он вовсе не стал менее опасным. Скорее, совсем наоборот.

Русский хотел тем временем добавить что-то еще, но тут появился медик. Он поставил на стол свою сумку и собирался ее открыть, но Тарасов цыкнул на бедолагу, и тот убрался восвояси.

– Где вы их только насобирали, – проворчал он, вскрывая хрустящую оболочку индивидуального перевязочного пакета. -

Деревенщина…

– Других нет, – вздохнул полковник. – Выбирать, знаешь ли, не приходилось. Еще у нас полно черных, мормонов…

– Как это до вас до сих пор не добрался Макриди?

Тарасов принялся бинтовать шею, смазав ее чем-то ледяным и пахучим.

– По идее, люди Макриди ничем не отличаются от наших. Тот же сброд. Макриди и сам-то до Катастрофы торговал подержанными тачками, а вовсе не командовал дивизией. Однако, tovarishch, ему очень везет. И мне кажется, здесь кроется какая-то хитрость. Но черт с ним, с Макриди. Что ты там хотел предложить.