Татьяна Зубачева - Аналогичный мир

— Привидения? — с интересом спросил Андрей.

Эркин удивлённо посмотрел на него.

— Это что ещё за хреновина?

— Души умерших, — Андрей не спеша налил себе ещё кофе. — Ну, если кого убьют и не похоронят по правилам, то душа его бродит, стонет, живым пакостит.

Эркин неуверенно посмотрел на Фредди.

— Слышал о таком, — кивнул Фредди, — но… сам не видел.

— Таак, — Эркин задумался, сведя брови. — Это ты про мертвяков, что ли? Рабы болтали о таких. Ну, мстят после смерти, кровь сосут…

— Их по-разному называют, — пожал плечами Андрей. — А так-то… Кровь из спящих вампиры сосут. Есть ещё оборотни. Днём зверь, а ночью человек. Или наоборот? Не помню толком. Волк-оборотень. Упыри там… Я про это давно, ещё до… ну, до всего слышал.

— Что-то тебя не туда несёт, — покачал головой Эркин.

— А ты что, не веришь в них?

— Если у меня от пузырчатки спина болит и заснуть удалось, меня ни один вампир не возьмёт, не проснусь.

— Так вампир и не будит, он у спящего сосёт. Своей у него нет, он и насасывается.

— Вампиром, я помню, надзирателя одного звали. Но он просто сволочью был. А вот мертвяк — это страшно. Когда Зибо умер, я долго боялся, что он придёт. В Овраг-то я его отвозил. Но ничего, обошлось. Видно, не держал на меня зла Зибо, не пришёл.

— Завели на ночь, — Фредди недовольно закурил. — А вроде по делу начал. Имения эти брошены в заваруху. Хозяева кто убит, кто сбежал, ну и…

Он замялся, но Эркин легко поддержал его:

— Рабы, Фредди, чего уж там.

— Ладно, рабы. Рабы разбежались. Места здесь глухие, земли небогатые. Никто их не выкупил.

— Не купил, это ещё… — Эркин усмехнулся.

— Это ты прав, конечно. Купить не купили, а жить живут. Это думаешь?

Эркин кивнул.

— Живые это не страшно, — улыбнулся Андрей. — Отобьёмся.

— Это с чем на тебя полезут. От автомата ты ножом не отмахнёшься, — с лёгкой насмешкой улыбнулся Эркин.

— Мы по краям идём, — Фредди, не выпуская изо рта сигареты, отхлебнул полкружки. — К домам соваться не будем. Но в одном месте нам дома не миновать. Там болото клином, обходить далеко. И я думал ночёвку там делать. Как и ты, — он усмехнулся, — под крышей поспать. Я там весной был. Никого и ничего. Развал полный. Погуляли…

— Бывало, — кивнул Эркин. — Где не свои, там пришлые доламывали. Вот в имении, где я был. Так там так, побили, поломали, что на виду было, и разбежались. А я ещё месяц, наверное, ну, целую луну, от кругляша до кругляша точно, там жил.

— Чего так?

Эркин пожал плечами:

— Ну, получилось так как-то. Как возился со скотиной, так и возился. Только молоко, — он улыбнулся, — уже не тайком через край, а от пуза пил из кружки, была у меня, ещё Зибо делал. Натаскал рабского хлеба из кладовки и жил себе. Сено было, концентраты, ну для коров, тоже, никто не лезет. Я б, может, и остался там, да хозяева вернулись, — он усмехнулся воспоминаниям и стал прощупывать своё лассо.

Ненадолго установилось молчание.

— Ну? — не выдержал Андрей.

— Чего? — поднял от работы голову Эркин.

— Да ну тебя в болото! — Андрей сердито поворошил костёр. — Про одно начал говорить, бросил. Про другое, тоже бросил. Решил рассказывать, так не дразнись. Сам говорил. В кружку налил, так пей.

Фредди кивнул:

— Давай, Эркин.

— Я не против, — пожал он плечами. — Так про что? Как я в том имении ночевал, или про говардовское?

— Давай про говардовское, — равнодушно сказал Фредди.

Эркин кивнул, сел поудобнее и начал:

— Ну, было так…

…Он остался в имении один. Сбежали все. Он понял это по особенной утренней тишине. Движок давно не работал, и утро он теперь начинал с того, что раскрывал настежь двери и окна, выпуская тёплый навозный пар и впуская свет. Он работал как обычно, как все эти дни, как до этого… Только можно не бояться. Ни внезапного удара плетью по спине, ни тычка или пинка исподтишка. Днём в разбитые ворота заглянули какие-то чужие негры. Он стоял, опираясь на вилы — как раз навоз выгребал, — и молча смотрел на них. Они потоптались в воротах и ушли. Как и раньше он на ночь всё закрыл и в кромешной темноте лёг спать. Разбудило его лёгкое громыхание бычьей цепи. Не бык, а собака сторожевая. Чужого чует, на людей бросается. Он подождал, но бык не успокаивался, и тогда он всё-таки встал и прошёл в бычье стойло. Дал себя обнюхать, почесал лоб, основания рогов. Нашарил в темноте скребницу и почесал быку спину. Бык успокоился и лёг. А он побрёл в свой закуток, думая, что не иначе, опять какие-то бедолаги забрели в поисках ночлега. Лишь бы не подожгли. А и подожгут, скотная далеко, не перекинется. Но что-то мешало заснуть. И тут он услышал крик. Страшный нечеловеческий крик боли. Всякое он слышал, сам орал на ломке, но такого… Что они там делают? Мало от беляков вынесли, так теперь друг друга увечат! Он побежал к дверям, залез на чердак и пробрался между мешками и брикетами к окну-продуху, выходящему на чистый двор. Осторожно выглянул. Ничего нет, господский дом стоял чёрной мрачной громадой, неотличимый от ночи. Но кричали там. Больше негде. Он вернулся и спрыгнул вниз, подошёл к дверям. Прислушался. Как будто фыркнула и переступила с ноги на ногу лошадь. Банда? Один из забредших в имение рабов рассказывал ему. Бедолага был босым, в лохмотьях. Он дал ему полбуханки и разрешил молока выпить, сколько влезет. И тот, плача от счастья сытости и боли в обмороженных ногах, засыпал его рассказами о виденном и слышанном. Остаться он ему не разрешил, а когда тот заупрямился, одним пинком вышиб из скотной так, что тот почти до ворот летел и сразу ушёл. Но рассказы запомнил. И на ночь запирался. Да и днём стал сторожиться. Банда — это страшно. Никто не знал, кто они, но трупы за ними всех цветов оставались. И тут крик повторился и оборвался на нестерпимой высоте… Кто бы ни был в доме, но если полезут… Он быстро пробежал мимо спящих коров — говардовский скот человеческих криков не боялся, привыкли — в стойло к лежащему быку. Осторожно, чтобы не обеспокоить его раньше времени, отвинтил крепёж цепи и лёг рядом с быком, держась за носовое кольцо. Бык был тёплый и мягкий. Он прижался к нему и заснул. А утром первым делом выглянул в щель. Двор был пуст. И стояла особая пустынная тишина. Он опять закрепил цепь и взялся за утренние хлопоты. Уборка, дойка, кормёжка. Но не выдержал и, сделав всё, пошёл в господский дом. Интересно всё-таки. Перед рабским крыльцом были видны следы копыт и сапог. Он вошёл в дом, прислушался. Тишина. Он медленно шёл по комнатам, хрустя осколками и обломками. После каждой ночёвки пришлых в доме обломков прибавлялось. Он прошёл было мимо хозяйского кабинета, но остановился… Запах, страшный, знакомый по пузырчатке, по камерам запах крови. Он осторожно приоткрыл дверь и заглянул. Пятна, лужи подсохшей крови на полу и бумагах, устилавших пол, кровавые брызги на стенах, Все шкафы распахнуты, книги разорваны, разбросаны. Но это делали не рабы. Поваленная мебель, вывернутый, выломанный бар, стена за ним… раздолбана, свисают клочья обоев. С ума они, что ли, сошли. Бар-то пуст был, вылакали всё в первый же день, ну, разозлились, повалили, а стену-то зачем долбить и корёжить? Он вошёл и увидел… страшно изувеченный труп человека. Да, от такого так кричать можно. Он осторожно присел на корточки, разглядывая изломанное, изуродованное тело. А, похоже, уже мёртвого… домучивали. Кто это? Это… это белый. Лицо… ну, лица уже нет, месиво кровавое, безглазое. Торчат клочья рыжих волос. Обгорелые страшные лохмотья одежды… Зачем они мучили беляка? Он пожал плечами и встал. Рядом с кабинетом были хозяйские спальни. Лакеи болтали, что хозяин часто спит в кабинете. Хотя у него есть своя спальня и спальница. А вот хозяйка… Он вошёл в её спальню. Здесь тот же разгром. Ну, это всё покорёжили ещё в первый день, но… но и здесь разворочены стены. Все. Разбитые рабами зеркала сорваны со стен, и одна дыра привлекла его внимание. Он подошёл к ней. Да это целый шкаф, вделанный в стену. Он покачал висящую на одной петле толстую, толщиной в кирпич дверцу. Внутри шкаф был разгорожен на множество ящичков — ячеек, а дверца снаружи заклеена обоями, и когда он попытался закрыть её, она почти слилась со стеной. А на дверце… о неё, похоже, гасили сигареты. Смешно, будто хотели выжечь узор, но кончились сигареты. Он заглянул в ванную. Там всё было по-прежнему. Похоже, ночные были только в кабинете и спальне. Шкаф в стене… Зачем? И вдруг решил заглянуть в спальню хозяина. Там он ещё не был. Он вернулся в кабинет и, переступив через труп, вошёл в другую спальню. И здесь то же самое. Разбито, разломано, раздолбаны стены. Он пожал плечами и ушёл…