Глен Кук - Меченосец

— Так открыто, средь бела дня? Они и сами вряд ли знают. Эй, ты где?

Гном исчез. Только тут и там мелькало меж палаток нечто волосатое — Тайс ретиво преследовал нападавших.

Не обращая внимания на зевак, Готфрид подтащил убитых друг к дружке и принялся чинить шатер. Дурацкая затея! Притом еще приглядывал, чтоб никто не наложил рук на трупы: обыскать их следовало без постороннего вмешательства.

«Скоро думать по-гномьи начну, подозревать всех и каждого», — мысленно заметил юноша.

Послышался лязг доспехов — Готфрид резко обернулся, но тут же потупился в смущении, завидев посланцев императора. Он-то думал, Мулене первым явится.

Толпа зевак растворилась, и Меченосец принялся осматривать тела, едва ли надеясь найти что-либо полезное.

Само собою, ничего. У обоих — лишь золотые монеты бильгорской чеканки. Теперь известно, что заплатили очень хорошо, но вот кто? Вряд ли бильгорец — кто ж себя подставит?

— Несчастный случай? — осведомился имперский вояка.

Готфрид огляделся: солдаты окружили, стали кольцом спинами внутрь. Защищают? Или наоборот?

— С этой парочкой? Да.

Как легко слетели с губ последние слова, а ведь он людей убил. В самом деле, привыкаешь.

— Это торуньские бандиты, переодетые воинами.

— Что произошло?

Готфрид рассказал.

— Понятно. Значит, началось уже. Они за мечом приходили. Быстро, однако.

— Их про запас держали, — пояснил юноша, копаясь в обрывках чужой памяти. — Для покушения, но для другого. А чего они от меня хотели, понятия не имею.

Нападавшие и сами не ведали. Главарь, наверное, знал, но ему повезло удрать. Может, их и послали затем, чтобы Рогалу отвлечь и поговорить с Меченосцем наедине? Невероятно, но вдруг? Готфрид посмотрел в глаза старику, проверяя догадку, но лицо у того было абсолютно непроницаемое. Что ж, попытка не пытка, попробовать все равно стоило.

— Я знаю, кого вы представляете, — вновь заговорил юноша. — Но кто вы, мне вспомнить не удалось.

— Йедон Хильдрет, граф Кунео, командир Олданской гвардии и глава имперского генерального штаба.

— А, я мог бы и догадаться. Бывший наемник. Битва при Авеневоли и прочие подвиги. У вас теперь графский титул? Вы замечательно продвинулись. Да, мне следовало бы и самому додуматься.

Йедона Хильдрета, сильнейшего полководца Андерле, знали по всему Западу — и побаивались. Готфрид поразился собственной наглости. Не иначе меч дерзости прибавляет.

— Конечно, кого же еще мог послать повелитель? — добавил юнец.

— Держава награждает верных слуг, — улыбнулся Йедон столь же задорно, как при осмеянии Мулене на совете.

Готфрида кольнуло неприятное подозрение: собеседник без труда угадывал его мысли. Если верить слухам, Хильдрет вполне мог подослать убийц, однако не столь расточительно и бездарно. Это стиль красного магистра. Граф действовал бы искусней, осторожней, чтобы ни в коем случае не запятнать чести империи. Он душой и телом предан своему господину и пламенно верит в могущество Андерле. Говорят, Йедон — вероятнейший преемник Эльгара.

Престол в Сартайне не переходил от отца к сыну. С незапамятных времен властители Андерле выбирали наследника сами, обычно при одобрении жителей столицы. Если согласия не было, город раздирала смута до тех пор, пока сильнейший вожак не садился на трон и не усмирял дерущихся.

— Теперь ты знаешь, кто я, — ответил Хильдрет и улыбнулся — будто из вежливости после неудачной шутки. — Так и ты назовись.

— Простите, сир?

— Сынок, сам посуди: явился с вражеской стороны, да еще с мечом, который лучше б не вытаскивать на белый свет. А вдруг ты агент врага? Откуда нам знать? Может, недавняя битва на границе — лишь искусный розыгрыш.

Готфрид хотел возразить, но понял, что Хильдрет прав. На что союзникам полагаться? На его с гномом слова? Речам Рогалы с незапамятных времен нет никакой веры.

— Лично я на твоей стороне, пусть и нет доказательств твоей искренности. Но что это меняет? Практически ничего. Меня другое тревожит. Твое выступление на совете доказало лишь то, что ты совершенно не разбираешься в происходящем к западу от Гудермута. Очевидно, политика тебе едва ли доступна, однако ты посмел отчитывать королей и высмеивать глав Братства, даже не понимая, о чем говоришь. Сынок, я сильно сомневаюсь в твоем уме. И даже в том, что он твой, а не гнома Рогалы. Кто ты — новый Грелльнер? Турек Арант?

— Я — то, что вы видите, граф. Тайсу я тоже не понравился. По правде, он расстроился куда сильнее меня при первой встрече. Да, я наивен, меня ни политике, ни прочим премудростям не учили. Не по собственной воле я стал Меченосцем — и в мыслях не было!

— Равно как и у Турека Аранта.

— Но я не хочу идти его дорогой. Граф, я знаю древние сказания. Мой путь будет благородным, — заверил юноша и вдруг добавил, поддавшись мгновенной слабости, прикосновению страха: — Конечно, если Зухра пожелает.

— В том-то вся и суть.

— Мне бы хотелось, чтобы было иначе, но что сделаешь?

— Кажется, ты неплохой парень, и потому я скажу тебе, твоему гному и Зухре, если она слушает: Андерле не позволит снова уничтожить себя.

Готфрид улыбнулся, но не стал возражать: империя теперь слишком слаба для угроз.

— Граф, давайте не будем ссориться из-за того, что только может случиться, — ответил он. — У всех нас слишком много насущных бед, не время тревожиться о воображаемых. Не беспокойтесь о Добендье.

— Но я обязан, сынок, я обязан. За ним числятся сотни страшных дел.

— Да, конечно, — подтвердил Готфрид с деланым равнодушием. — Но надеюсь, на этот раз будет иначе.

— И с империей тоже?

— Империя — это запоздалый сон. Я не верю, что она возродится на моем веку. Да мне и все равно, моя забота — Гудермут.

Готфрид мысленно поздравил себя за столь уклончивый и гладкий ответ.

— Ну что ж, пусть так. До поры до времени.

Граф пронзил юношу взглядом, подозвал солдат и направился к середине лагеря.

Тут же появился Рогала.

— Отлично, парень! Быстро учишься.

— А я думал, ты…

— Я уже вернулся.

— Так почему…

— Не вмешался? Хотел посмотреть, как сам справишься. Неплохо, надо сказать. Поди поспи теперь, ночью придется караулить. Эти типы с одного раза не понимают. Давай-ка я приберу тут. Ведь для того оруженосцы и нужны!

Солнце не успело склониться к западу, как Готфрида разбудила перебранка. Один голос, сварливый гномий, второй — незнакомый, тихий, слов не разобрать. Рогала влез в починенный шатер.

— В чем дело? — спросил Готфрид.

— Пришел посланец от Гердеса Мулене: старый жиряк зовет нас к себе. Требует нашего присутствия, надо же. Что ни говори, а нервы у него крепкие!

— И как ты ему ответил?

— Хочет поговорить — пусть сам приходит. Он знает, где нас искать.