Мерри Джинн - Дети леса, дети звезд

Серазан оценил расстояние по вертикали и хмыкнул.

— Не любят здесь гостей…

— Просто боятся.

— А им есть кого?

Ворон насмешливо каркнул.

— Пару веков как нет, но кто будет менять уклад?

— Да и поди такое перестрой, — согласился Серазан. — Явно не руками складывали.

"И не головой думали", — захотелось добавить ему чуть позже, когда он, одолев наконец лестницу, посмотрел с нее вниз и пришел к выводу, что высоты, если пересчитать на мабрийские жилые соты, тут будет этажей пять, если не восемь.

Зато ворота были открыты, и хотя имелась при них проходная с постом охраны, пост этот тоже пустовал — никто Тесса не окликнул, никого не ощущалось и в комнате дальше. Да и сами створки, тяжелые и когда-то мощные, отвисли и вросли в землю — судя по наметенному по углам мусору, закрыть их не пытались уже очень давно, а если бы и захотели, то уже бы не удалось.

Тут Серазан вспомнил, что не на Мабри находится, и даже не на мабрийской постройки объекте, а значит нечего ломать голову над оборонными аспектами — на этой мирной планете все равно не с кем воевать… что к счастью.

Зато пора было задуматься о вещах более насущных.

— Столовая, кабак, таверна — где? — спросил Тесс у Хранителя, припомнив вид города с высоты и не обнаружив в этом воспоминании ничего относительно похожего. — Где тут едят?

Хранитель ответил коротко, в тон:

— По домам. При кузнице. При мэрии.

— Гм… А вообще где люди, кстати? — полюбопытствовал Серазан. — Здесь ни души…

— В мэрию иди. Там и пообщаешься.

— А…

— А я полетел. Мне тоже жрать надо, — с этими словами ворон снялся с крыши и ушел ввысь, демонстративно внятно отключаясь от связи.

Тессу ничего не осталось, кроме как идти искать людей. Вопреки рекомендациям ворона, сразу же к центру он не пошел, сначала прошел по широкой кольцевой улице между внешней и внутренней стеной, удивляясь пустоте и безлюдности — затянутые неведомо чем стекла домов, разрушающиеся постепенно стены, прорастающие между камней мостовой пучки травы и местами даже будущие деревья-кусты… Над головой тенью колыхнулось выцветшей тряпкой то ли знамя, то ли растяжка рекламы, свисающие с широкой балки, соединяющей крыши зданий по противоположным сторонам улицы, Серазан поглядел внимательней, оценил состояние дерева и под следующими проходил быстро и с опасной — обвалиться прогнившие конструкции могли в любой момент.

Полукольцо улицы упиралось в скалу, Тесс прошел до конца и так и не встретил живого, ни людей, ни кошки-собаки, ни птицы. Нашел зато две встречные арки, одна вела дорогой наружу, видимо, то и был выход для огородников, от другой древняя лестница вела через внутреннюю стену выше и к центру образующей форт окружности. Серазан поглядел на нее задумчиво, пожал плечами и пошел вверх. Есть хотелось сильнее и сильнее. И, то ли намекая на исполнение этого желания, то ли дразня, откуда-то вкусно потянуло дымком, Тессу возмечталось было о жареном мясе, он пошел на запах, возвращаясь практически туда же, откуда появился, но уже улицей выше, услышал вроде бы даже наконец-то и голоса…

Но тут к нейтральному изначально запаху добавились нотки, которые Серазан, еще даже не опознав, немедленно определил как промышленные, солнце как будто потемнело, Тесс поднял голову и обалдел — из высившейся вдали за поворотом улицы трубы, так запомнившейся ему еще по видениям, столбом поднимался черный дым, уже густой и на глазах становящийся еще гуще, воздух в городе ощутимо терял свежесть, и Тесс, всем своим мабрийским воспитанием твердо знавший, что такое — как минимум катастрофа на производстве, уже ждал воя сирены, шума, криков… Откуда-то, словно из-за угла или из открытого окошка, донеслось недовольное женское:

— Ну все, раскочегарили… опять все занавески будут в саже.

— Воду завтра из городских труб не бери, — предупредили ее в ответ. —

Лучше на родник сходить, хотя бы детям набрать.

— Мы пьем и они пьют, что, кто-то помер от этого..?

У Серазана волосы встали дыбом, они заозирался, пытаясь понять, с одной стороны, как можно вот так запросто относиться к дымящему ужасу, а с другой — откуда же голоса, где та женщина, где ее собеседник, где вообще люди?!

Оглядел снова окна, чистых занавесок нигде не нашел, за одним-двумя вроде бы мелькнули размытые силуэты, но тут сверкнул солнечный луч на створке, ослепил зайчиком… никого.

— Что за… — проморгавшись и убедившись, что хоть труба-то на месте, Тесс пошел вперед, на нее — выяснить, что там за мастерская ли, фабрика ли, заводик ли небольшой, или найти хоть кого-нибудь…

И действительно, прошел впереди мужик в рабочей одежде, пересек дорогу в сторону очередной арки другой, донесся откуда-то сбоку стук молотков, звон, омерзительный птичий визг… Сочетания этого Тесс не понял, но задумываться не стал, ломанулся быстрым шагом за человеком, поднялся по лесенке-арке и оказался на городской площади.

И — вовсе перестал понимать, на каком он свете: площадь была полна народу. Спешащие люди мельтешили туда-сюда сплошными потоками, как в часы пик на Мабри, обтекая остолбеневшего Тесса, чуть дальше за ними углядывался глазом и угадывался звуком шумный и людный базар, еще громче орали птицы, мычала скотина — откуда скотина в городе?! — звенело и

гремело, доносились откуда-то звуки драки… Серазан, отвыкший от людей всерьез и давно, попятился, скрылся в тени арки, и шум и толпу как отрезало — никто не спускался все той же лестницей, никто не орал, не шумел и не дрался…

И даже химическим дымом не пахло.

Тесс прислонился к стене, закрывая глаза, и подумал безразлично и отстраненно, что не ел давно, не отдыхал тоже, болен вовсе хронически и вполне имеет право на галлюцинации.

В пользу глюков говорили нынешняя тишина и легкое касание ветра, гладившего опущенные веки. Против них… собственно, ничего, и Серазан, по-прежнему с закрытыми глазами, покачал головой, прижал к груди березовый посох, понастраивался спиной ощущать камень…

Было, в общем-то, спокойно и хорошо, и успокаивалось колотившееся минуту назад сердце, и еще немногим позже Тесс осторожно открыл глаза. Береза в руках была, и каменная стена за спиной была, и была лестница, стертая не одной тысячей ног, ходивших по ступеням десятилетиями и веками… В просвете арки видна была улица снизу — пустая, и площадь сверху — и никого на ней не было.

Серазан снова поднялся наверх, осторожно и аккуратно, выглянул, вышел…

Это была та самая площадь, с тем холодновато-серым камнем, с

буровато-сбитыми "дорожками" от нижних проходов-лестниц к зданию мэрии, к еще одной лестнице, широкой и светлой, ко входу уже непосредственно, с квадратными полуклумбами-полуогородками по бокам арок — как будто прежде там стояли охранники — с высокой косым клином прорезающей небо скалой, тень от которой уже накрывала кусок площади и до конца дня должна была уберечь ее всю от жаркого солнца, а к закату уйти и дать вечернему городу нужный свет.