Андрей Круз - Ветер над островами

В момент затишья стало слышно, что за рекой тоже стреляют. Не близко, отсюда едва слышно, но довольно энергично. То ли часть племени встала в оборону, то ли… черт его знает. Байкин снова оставил на фланге двоих, а всех остальных вернул на основную позицию, заодно приказав набить обоймы, что все и сделали без долгих возражений.

Выстрелы с противоположного берега стали редкими, похоже, что противник или выдохся, или чего-то ждал. Верным оказалось второе. Вскоре из-за поворота лесной дороги показалась настоящая толпа, большая и плотная, бегущая в сторону переправы. Впереди бежали мужчины, за ними – кто угодно, хватало и женщин, и детей. Увидев их, я беспомощно оглянулся по сторонам, вгляделся в лицо сидящего неподалеку Байкина – он был совершенно спокоен и явно, в отличие от меня, ничем не ошарашен.

Как-то сама по себе в голове сложилась фраза: «Мы воюем с племенем». Это значит, что со всем племенем. Если им не хватает ума на то, чтобы оставить женщин и детей, то… тогда с этими «неграми» тоже что-то не так. А может им просто не оставили выбора. В любом случае это цели. Пока еще цели, я не вижу сдающихся.

Толпа шла напролом, словно наплевав на все. Было видно, что им пришлось долго бежать, большинство еле волочило ноги. Открытые рты, измученные лица, кто-то решился на последний бой, а кто-то уже был в панике.

Мы снова открыли огонь тогда, когда первые ряды оказались на середине брода. Мы использовали все преимущества нашей позиции, лишив последних защитников племени укрытия и возможности маневра. Выстрелы загрохотали с частотой пулеметных очередей, описав правильные дуги в воздухе, рванули гранаты, осыпав толпу мелкими чугунными осколками. С громким треском разорвалась мина, казалось, что брызги крови хлестнули во все стороны.

Племя Горы все равно шло вперед. Мужчины пытались стрелять, останавливаясь и перезаряжая свои чадящие ружья из висящих на плечах патронташей, сзади их подпирала толпа женщин и детей, а с фронта косили пули наших винтовок. Пороховой дым серым облаком тянулся над нашей позицией, в ушах звенело от выстрелов и воплей избиваемого племени. Ответный огонь становился все слабее и слабее, последние стрелки были ранены, испуганная толпа подалась назад, а оттуда, похоже, напирало наше подкрепление, там тоже слышалась стрельба. Бой превратился в избиение.

– Ну ты даешь, – сказал Слава, молодой и конопатый фельдшер, пошедший с нашим отрядом, рассматривая черноту вокруг раны.

– А что?

– А то, что спешить надо, – сказал он. – Если бы ты вчера с этим пришел, проблем бы не было, а сегодня…

– Что сегодня? – уже не на шутку испугался я. – Говори нормально, а то все умный вид напускаешь, а по делу ни слова.

– Змея тебя куснула, бородатая гадюка, – сказал он, направив длинный худой палец на мою рану. – Вот эта чернота – некроз тканей. У нее яд такой, вроде и не травит, и даже болит не сильно, а ты помаленьку разваливаться начинаешь. Неделю так проходишь – останешься без ноги. Почернеет и начнет кусками отваливаться, понял?

– Я никакой змеи не видел, – ушел я в отказ. – Я специально смотрел.

– Она маленькая была, – ответил он, разглядывая рану в лупу. – Поэтому даже пасть получилось открыть не очень широко, в тебя всего один зуб вошел. И еще у нее яда было мало, опять же потому что маленькая. Была бы большая – ты бы сейчас тут не духарился, а скулил бы, глядя как с тебя мясо отваливается.

– А сейчас что делать? – не на шутку всполошился я.

Вот только такого счастья мне и не хватало, одноногим инвалидом стать, даже предложения не сделав. На такое я точно не согласен.

– В лазарет надо, как можно скорее, – сказал он. – Я тебе сыворотку вколю, но этого уже мало, надо к хирургу и срочно резать. На коне держаться еще можешь?

– Да куда я денусь? – более чем искренне сказал я, чувствуя, как с перепугу холодеет спина и немеет лицо. Вот только кусками отваливаться мне больше всего не хватало. Не могла какая-то нормальная змея хапнуть, чтобы все понятно было? Яд там высасывать и все такое? Так нет, «бородатая» какая-то, чтоб ей, твари паскудной, сдохнуть.

Лошади Фомы и компании, опять. Похоже, что я этим бандитам должен быть по гроб жизни благодарен. Не будь их – может и «Лейлу» бы не обнаружили, и сюда бы. К месту боя я не дошел, пожалуй, а теперь так и вообще.

Времени терять не стали вообще. Возглавил нашу маленькую кавалькаду Василь, на второю лошадь сам Слава взобрался, ну а я опять на лошадь Павла уселся. На четвертой раненый Марьян поскакал, удерживая повод одной рукой и морщась от тряски.

Снова замелькали ветки над головой, зачавкала красная глина под копытами. Кавалькада растянулась по дороге, все молчали. Тропа следовала за извилистым руслом Кривухи, то приближаясь к нему, то теряясь в кустах, но шум быстро текущей воды был слышен постоянно. Нога болела не сильно, фельдшер прав, так можно долго проходить, прежде чем поймешь, что дело труба. Надо же, вроде вот так, как булавкой укололо, а я уже по частям помирать начал.

Лошадей не щадили, хоть и старались не загнать. Фельдшер явно торопился доставить меня в устье реки, где должно было встать на якорь второе дежурное судно, на котором как раз и оборудован лазарет, на который теперь у меня вся надежда. Шелестела листва над головой, глухо топали копыта, шумно дышала лошадь подо мной.

На привале Слава в очередной раз осмотрел место укуса, поморщился. Но сказал что пока терпимо, должны успеть, чем обнадежил. Затем снова скачка, снова короткий привал и опять скачка. В конце-концов взмыленных лошадей вынесло на берег, на то самое место, с которого мы высматривали турецкую яхту. Василь отчаянно засвистел в свисток, с борта сразу отвалила лодка с двумя матросами на веслах. Обратно они гребли так, что весла скрипели и гнулись. Трап, чья-то протянутая рука, деревянный стол подо мной, а сверху застекленный потолок, через который льется яркий солнечный свет, влажная тряпка, упавшая на лицо и закрывшая рот и нос, чей-то голос: «Дыши глубоко, все будет хорошо». Все. Темнота.

Не знаю, сколько меня штопали, но очнулся я от свежего ветерка и звука негромко плещущейся у борта воды. Огляделся – я на палубе. В рубахе но без штанов, нога туго перемотана белоснежным бинтом.

– Очнулся? – послышался голос Василя.

– Вроде бы, – обернулся я к нему. – Слава где?

– К отряду отбыл, – кивнул он в сторону берега. – А с тобой все нормально будет, сказали. Лишнее отрезали, нужное стянули. Шрам только будет, говорят. Ну и дураком тебя назвали, не обессудь.

– Чего это? – не очень искренне возмутился я, потому как думал о себе примерно так же.

– Сразу надо было в город, как черноту увидел, – ответил он, поднимаясь с палубы и пересаживаясь на канатный ящик. – Такое только от укуса бородатой бывает, даже дети знают. Видать тебе и вправду сильно память отшибло.