Андрей Круз - Ветер над островами

По мере того, как Илья перечислял груз, с которым довелось ему ходить по морям-окиянам, складывалось некое впечатление о местной экономике. Суда возили лес, пальмовую копру и пеньку, продукты и алкоголь, или то, что принято стало позже называть «колониальными товарами». О каких-то перевозках продукции промышленной в серьезных масштабах я от него не услышал, хотя барк «Дюгонь» относился к судам крупным.

Так, за неспешной беседой, и закончилась моя вахта. Передал я ее Ивану, и пошел в трюм, спать в гамаке.

Проснулся я в восемь утра, по корабельным склянкам, звук которых перекатывался по всему рейду из конца в конец – порт просыпался. Где-то ругались, где-то хохотали, застучал плотницкий молоток на каком-то судне. Жизнь начиналась. Эстафету с кораблей принял колокол на церкви, пробивший восемь раз, размеренно и уверенно.

Поначалу я даже удивился такому позднему подъему, а потом сообразил – ни конторы, ни купеческие склады, ни что другое раньше чем в девять не открывается, меня Вера еще вчера просветила. Как раз час дается людям на судах умыться да собраться, а кому раньше надо встать, того вахта разбудит.

Перво-наперво я открыл свой ранец и извлек оттуда купленный вчера на базаре несессер с туалетными принадлежностями. Откинул крышку, посмотрелся в зеркало. Мда. Глаз полузакрыт фингалом, уже налившимся лиловым, губа распухла и онемела. Зубы, правда, вчера шатавшиеся, сегодня сидели на своем месте прочно, и вкус крови во рту отсутствовал. Что там полковник говорил про сегодняшнее фотографирование? Не думаю, что теперь даже в его глазах оно бы выглядело бы хорошей идеей.

Наш маленький экипаж в полном составе собрался на палубе. Все поочередно зачерпывали в баке с пресной водой ковшами и с ними отходили к борту, где и усаживались, свесив ноги, занимаясь утренним туалетом.

Вода была именно пресная, не опресненная, к моему удивлению. Зубной порошок в круглой картонной коробке отдавал мятой, всколыхнув в голове какие-то детские воспоминания. Затем на смену зубной щетке пришла бритва, которую я оправил на ремне, вспомнив, как видел нечто подобное в детстве, в парикмахерской. Откуда что и берется? Брусочек мыла, помазок, и вскоре моя все увеличивающаяся борода приобрела вполне приличные «байкерские» очертания. Посмотрел на себя в зеркало внимательно, и подумал, что было бы неплохо и голову обрить, раз уж так радикально меняю имидж. А почему нет? Я точно помню, что в городе цирюльни были, пусть там и обреют.

Вера, сидевшая рядом, выглядела грустной, глаза были красными. Плакала ночью? Наверное. Игнатий с Иваном явно ее стеснялись, не зная, как правильно себя вести, поэтому вели себя тихо и незаметно.

Под мелодичный звон колокольчиков на пирс завернула небольшая двукольная тележка с запряженным в нее осликом, и сидевший в ней вихрастый светловолосый мальчишка продал Игнатию большой бумажный пакет со свежими булочками, пахнувшими ванилью. Иван сразу поставил чайник на большой бронзовый примус, и вскоре все сидели на палубе, попивая чай. Снова посередине красовалась обколотая со всех сторон голова полупрозрачного голубоватого сахара, а к булочкам появилось еще и клубничное варенье.

– Вера, когда к преподобному пойдем? – спросил я.

– С полудня по этим делам он принимает. – ответила она. – С утра у него школа и больница.

– Я сейчас за командой идти хочу. – с заметным облегчением начал рушить неловкое молчание Игнатий. – Пока то, да пока се – к часу дня вернусь.

– А ты в них уверен? – спросила девочка. – Шлюп их помню, но слышала про них мало.

– Конечно. – кивнул шкипер. – У «Красного дельфина» репутация хорошая была и экипаж не сменялся.

– А что же они шлюп-то свой затопили в таком случае?

В голосе Веры прорезалась некая ирония, которую я счел добрым знаком. Ирония – это эмоция, все лучше, чем грустное молчание.

– Не их вина, – решительно заявил шкипер. – Хозяина их вина, Симеона. Лоцмана ждать не стал, повел судно сам в Чертову банку, ну и загнал его на риф. Сам в долгах теперь, а команда без работы. Хорошо хоть выплыли, ветер был попутный и море тихое. дошли за неделю до Крыла Чайки, а оттуда сюда уже как перегонный экипаж, довели чужое судно с верфи, из ремонта.

– Ну, хорошо, на тебе ответственность, – кивнула девочка.

– А на ком же еще? – засмеялся Игнатий. – Она всегда на шкипере.

Допив чай, Иван направился к машинному отсеку, где продолжил прерванное вчера занятие, Игнатий тоже ушел с судна, направившись к форту, а Вера спросила:

– Пойдешь со мной на рынок? Надо купить всякого, пройтись по лавкам хочу. А потом и к преподобному.

– Пройдусь, чего же не пройтись, – согласился я. – Ты мне вот что скажи: книгами там торгуют? Я вчера внимания не обратил.

– Конечно, – кивнула она. – Только мы в тот угол площади вчера не заходили. Есть в городе два букиниста. А что хотел?

– Что-то про ваш мир. Как тут все устроено, история его, карты, может быть.

– Карта у меня в каюте висит хорошая, заходи да и смотри. – ответила она. – А вот насчет книг… можно найти что-то. Даже школьную историю почитать можно. А что знать хочешь?

– Да все хочу, – пожал я плечами. – Хочу знать, например, почему у вас календарь такой. С чего отсчет лет идет?

– С Возрождения, – сразу ответила она. – Когда Совет Основателей объединился на Большом острове и вокруг него первые люди собрались.

– А что до этого было?

– Темные годы, – все так же без запинки, как на экзамене, ответила она. – Каждый выживал как мог, все как негры жили, племенами. Основатели собрали людей, желавших спасти этот мир, помогли им старыми знаниями, начали строить дома и мастерские. И Церковь дала Закон.

Что-то в таком духе я себе и представлял, если честно. Полагать, что такой мир, как сейчас вокруг, получился путем естественной эволюции, было бы неумно.

– А Темные годы после чего случились? – снова спросил я.

– Ты и этого не знаешь? – поразилась Вера.

– А откуда мне знать? – так же поразился я. – Я тут всего три дня.

– Ну да…, – согласилась она со мной. – Темные годы наступили после Великого Разрушения, когда море сменило сушу, а суша раскололась на части. Длилось это все семь лет, погибли почти все люди на земле. Кто тонул, кто погибал в землетрясениях, кто потом умер от голода и погиб в стычках за кусок хлеба.

– Когда это произошло?

– В смысле?

– Ну, в погибшем мире был ведь своей календарь, так?

– Ну да… наверное. – согласилась она. – Как же без календаря?

– Вот и я так думаю, – поддержал я ее в таком выводе. – А по тому календарю когда Великое Разрушение началось? В каком году?

– Откуда я знаю? – чуть возмутилась она. – В каком надо, когда довели Землю до этого, тогда и случилось.