Стивен Эриксон - Охотники за Костями

Увы, — продолжала она, облокотившись на поручень и подставив лицо ветру, — этому сонмищу опасностей противостоять трудно. Вначале нужно распознать их; для этого человек должен мыслить в широких категориях. Потом, нужно обнаружить тонкие связи между разными явлениями, пути, которыми одна проблема питает другую. Придется измыслить решения и, наконец, побудить население действовать сообща. И не только свое население, но и жителей соседнего государства, ибо они также участвуют в медленном саморазрушении. Скажи, видел ты такого сильного вождя? Вождя, способного прожить так долго, чтобы преуспеть? Я не видела. Сильные и богатые соберутся, чтобы уничтожить такого мужа. Или женщину. Разумеется, проще найти врага внешнего и начать войну. Одного не понимаю: почему богатые верят, что уцелеют в любой войне? А они верят и верят. Верят даже, что переживут падение самой цивилизации.

— Злоба, ты оставила для цивилизации мало надежды.

— О, мое неверие касается не только цивилизации. Трелли были кочевниками? Вы водили стада полудиких бхедринов по равнине Масаи. Вполне достойный образ жизни.

— Да. Пока не пришли торговцы и поселенцы.

— Они жаждали ваших земель — кто ради наживы, кто по недостатку земли в родной стране. Или из-за переполненности городов. Они искали новых источников богатства. Увы, сначала им пришлось истребить ваш народ.

Искарал Паст возник сбоку Трелля: — Послушать вас двоих! Поэты и философы! Да что вы знаете? Талдычите и талдычите, а я между тем осажден и истощен ордами визгливых тварей!

— Это твои служки, Верховный Жрец, — бросила Злоба. — Ты их бог. Вижу в этом сразу две нелепости.

— Ты меня не обдуришь, женщина. Если я их бог, почему они совсем не слушаются?!

— Может быть, — сказал Маппо, — они ждут, чтобы ты сказал верное слово?

— Да ну? И какое, тупой пень?

— Ну, такое, которого ты еще не сказал.

— Она уже отравила тебя! — Верховный Жрец отскочил. Глаза его были широко раскрыты. Бешено дернув себя за остаток шевелюры, он побежал к каюте. Трое сопровождающих его бхок'аралов бросились следом, вопя и дергая себя за уши.

Маппо повернулся к Злобе: — Кстати, куда мы плывем?

— Для начала в Отатаральское море, — улыбнулась она.

— Зачем?

— Какой живительный бриз!

— Чертовски холодно.

— Да. Чудно, не так ли?

Просторная овальная яма с известняковыми стенами; затем кирпичная кладка, формирующая купол. Единственный вход обрамлен известняковыми плитами, на замковом камне арки высечены символ Империи, имя и звание Верховного Кулака Даджека Однорукого. В гробницу поставили лампы, чтобы побыстрее высыхал строительный раствор.

У входа в неглубокой грязной луже грелась большая жаба. Помаргивая сонными глазами, она следила, как имперский художник Ормулоган смешивает краски. Дюжина масел, каждое с особыми свойствами; пигменты минеральные, яичные, приготовленные из сушеных морских созданий, листьев, корней и ягод. Кувшинчики с другими снадобьями: белые яйца, — черепашьи, змеиные, птичьи; жеваные личинки, мозги чаек, кошачья моча, собачьи слюни, сопли сутенера…

"Ну, может и не сопли, и не сутенера", — подумал Гамбл, — "но с моим загадочным компаньоном разве можно быть уверенным?.." Достаточно помнить, что использующие подобные зелья люди становятся безумцами — если не сразу сходят с ума, то через несколько лет работы с ядами.

А вот придурок Ормулоган как-то держится, хотя вечно пачкает руки, слизывает краски с кончиков кистей. Борода разноцветная: он применяет забавную технику разбрызгивания красок, смешанных во рту. Перепачкан и нос — он дергает его пальцами, теми же грязными, потертыми и вымокшими пальцами, которые вытирает о разноцветный зад…

— Знаю, о чем ты подумал, — изрек Ормулоган.

— Неужели? Прошу, воспроизведи мои мысли.

— Ушная сера шлюхи, грязное то и грязное это. Комментарии быстро сводятся к абсурду — да чего еще ждать от существа, не умеющего думать, не впадая в юношескую гиперболизацию. Не сомневаюсь: ты потрясен! Теперь напрягай свои жалкие, предсказуемые мозги и угадывай, о чем я думал! Сможешь? Ха! Думаю, что нет!

— Говорю тебе, о краскомес, мои мысли совершенно не соответствуют убогой мешанине звуков, кои ты называешь "общением". Твоя неудача меня вовсе не удивляет: я мастер красноречия, тогда как ты всего лишь подмастерье художника, лишенный как умелого руководства, так и — увы! — таланта.

— Ты мастер произносить речи перед интеллектуально недоразвитыми, не так ли?

— А ты рисуешь для слепых. Да-да, — вздохнул Гамбл (что привело к ужаснувшему даже его самого уменьшению размеров, и он вновь торопливо надулся). — Мы с тобой ведем бесконечную войну. Чем украсить стены гробницы великого человека? Ясно, что ты пойдешь по проторенному пути. Пропагандистская пышность, политически корректное подтверждение статус кво. Героические подвиги на службе империи, еще более героическая смерть. Да, в эту эпоху, как и во все другие, мы нуждаемся в героях. Мертвых героях. В живых мы не верим. Все благодаря тебе…

— Мне? МНЕ?

— Твоя сильная сторона — умение выгодно показать порок. О! Ормулоган, задумайся над моим заявлением! Его звучная ирония впечатлила даже меня самого. Показать пороки героического субъекта — все равно что метнуть в героизм отравленное копье. Твой алчный реализм портит все, что и…

— Нет, нет, дурак. Не все. Ормулоган Великий ничего не портит. Почему же? Все очень просто, хотя не настолько просто, чтобы ты сумел понять. Всё же говорю: великое искусство — не выгодный показ. Великое искусство есть ПРЕОБРАЖЕНИЕ. Великое искусство возвышает, а возвышение духовно в наивысшем духовном смысле…

— Я уже указывал, — прогнусил Гамбл, — что тебе не свойственны краткость и ясность слога. К тому же это определение "великого искусства" я слышу далеко не впервые. Оно звучало и в иных обстоятельствах, а именно: сопровождаемое стуком кулака по столу или по черепу, или даже ударом колена по почкам. Звучит — то оно здорово. Плохо, что ты никогда не умел доказать его практически…

— Гамбл, у меня есть молоток. Сейчас я докажу практически…

— Ты разобьешь чудесную чашу.

— Гм. Я пролил в нее слезинку. Но так даже лучше для смеси.

— Даджек Однорукий пред сломанными вратами Черного Коралла. Даджек Однорукий на переговорах с Каладаном Брудом и Аномандером Рейком. Даджек Однорукий и Тайскренн пред Крепью за день до штурма. Три главные стены, три панели, три картины.

— Ты подглядывал в мои наброски! Боги, как я тебя ненавижу!

— Нужды не было. Простое дело, глупое, да и приводящее к душевному унынию.