Патриция Бриггз - Власть холодного железа

Пол скрипнул: это Бен неожиданно встал. Он отряхнул брюки — нервный жест, потому что пол совершенно чист. Адам закрыл лицо руками.

— Так было ли это насилие? — легко спросил Бен, с силой растирая лицо, уничтожая все следы слез. Ну и артист! Если бы другие двое в комнате были людьми, они, пожалуй, поверили бы в небрежность его тона. — Ты должен решить сам для себя. Если ты винишь ее в том, что он заставил ее чувствовать, тогда спустись по лестнице и пришли сюда Уоррена. Он позаботится о ней, а она, когда сможет, уйдет и больше никогда тебя не обеспокоит. И не будет тебя винить, потому что считает, что виновата сама. Одна — во всем. Она будет считать себя виновницей твоей боли, она уйдет от тебя, и мы сможем забыть о ней.

Удивленная, я посмотрела на Бена. Откуда он знает, что я собираюсь уйти?

Адам стоял в нерешительности.

— Я не убью тебя, — прохрипел он. — Не убью, поскольку знаю, что ты чувствуешь на самом деле. Конечно, это было насилие. — Он смотрел на склоненную голову Бена; я почувствовала неожиданное нарастание силы и поняла, что Адам использует свою силу Альфы. Он ждал, пока другой вервольф поднимет глаза, и даже я ощутила порыв сочувствия. Тогда Адам медленно сказал: — Точно такое же, как когда взрослый соблазняет или уговаривает ребенка. Независимо от того, идет ребенок у него по поводу или нет. Независимо от того, нравится ему это или нет. Потому что ребенок на другое неспособен.

В лице Бена что-то изменилось, и Адам тоже заметил эту перемену, потому что убрал свою магию.

— Теперь ты знаешь, что я понимаю и верю в это.

С Беном обошлись как с ребенком. Неудивительно, учитывая глубоко скрытые в нем теплоту и добродушие. Просто я никогда не думала, почему он такой, какой есть.

— Спасибо, что поделился со мной своим пониманием, — торжественно сказал Адам.

Бен опустился на колени, словно ноги ему отказали. Это было удивительно грациозное движение.

— Прости, что я не проделал это… лучше… С большим уважением.

Адам мягко коснулся его головы.

— Я бы не стал тебя слушать. Вставай. Отдохни.

Но когда Бен встал, Адам крепко обнял его, доказав, что вервольфы не люди. Двое мужчин — люди, гетеро-сексуалы — после такого откровения никогда не стали бы обниматься.

— Вервольфом ты получаешь время, чтобы перерасти детство, — прошептал Адам на ухо Бену. — Или время уничтожить себя вместе с ним. Я предпочитаю быть среди выживших, понял? — Он сделал шаг назад. — А теперь вниз.

Он подождал, пока дверь за Беном закроется, и покачал головой.

— Я перед тобой в долгу, — сказал он двери. — И не забуду.

Он вдруг сел рядом с постелью, как будто слишком устал, чтобы стоять. Потом с такой же внезапностью протянул руку, схватил меня за загривок и вытащил из-под кровати. А я-то считала, что хорошо спряталась.

Я дрожала, разрываемая знанием, что не заслуживаю его прикосновения, и зарождающимся пониманием, что он меня не винит, какой бы виновной я ни считала себя сама.

— Отец всегда говорил мне, что, услыхав хороший совет, не стоит им пренебрегать, — сказал Адам.

Одной рукой он продолжал крепко держать меня за загривок, а второй гладил морду.

— Придется отложить разговор и подождать, пока этот напиток не выветрится полностью. — Ласки прекратились. — Не пойми меня неверно, Мерседес Томпсон. Я страшно сердит на тебя.

Он укусил меня в нос — один раз и сильно. Волки так наказывают своих малышей — или непокоренных членов стаи. Потом наклонил голову, так что она легла на мою, и вздохнул.

— Ты не виновата, — сказал он. — Но я все равно сердит… зол, как черт, потому что ты очень меня напугала. Проклятие, Мерси, кто бы мог подумать, что два человека могут наделать столько бед? Если бы ты мне позвонила, я не стал бы возражать против того, чтобы ты пошла, — хотя бы потому, что не считал это опасным. Я бы не послал с тобой охрану из-за того, что ты просто пошла поговорить с человеком. — Он прижался лицом к моей шее и рассмеялся. — Ты пахнешь моим кремом после бритья.

Сильными руками он прижал меня к себе и тихо сказал:

— Честно предупреждаю: вчера вечером ты определила свою участь. Поняв, что в беде, пришла ко мне. Ты сделала это дважды, Мерси, а два раза — это все равно что объявление. Теперь ты моя.

Его руки, кругами двигавшиеся по моей шерсти, остановились и ухватились крепче.

— Бен говорит, что ты можешь убежать. Если ты это сделаешь, я найду тебя и верну. Всякий раз, как будешь убегать. Я не принуждаю тебя, но… Я не уйду сам и не позволю уйти тебе. Раз ты смогла побороть этот проклятый волшебный напиток, ты, если действительно захочешь, вполне справишься с теми преимуществами, которые дает мне положение Альфы. Больше никаких уверток, Мерси. Ты моя, и я тебя держу.

Мою независимую натуру, которая вскоре воспрянет, несомненно, возмутит эта агрессивная, собственническая, средневековая концепция. Но…

Пожелание Тима «всегда оставайся одна» поразило меня особенно сильно… ведь это было нечто уже знакомое. Койот, выросший среди волков, лучше всех понимает, что значит «ничей». Я была чужой и для своей человеческой семьи, хотя любила ее.

Под грузом откровенного собственничества, окрасившего слова Адама и отозвавшегося во всем моем теле, мой мир слетел с оси.

Постепенно Адам уснул, свернувшись вокруг меня, словно он был в обличье волка, но напряжение с лица не исчезло и делало его старше — словно ему лет тридцать, например. Вжимаясь в Адама, я смотрела, как светлеет небо и начинается новый день.

Где-то в доме зазвонил телефон.

Адам тоже услышал. Открылась дверь комнаты Джесси, девочка сбежала по лестнице и взяла трубку.

Она была внизу на кухне, поэтому я не различала слов, но ее тон из просто вежливого стал очень почтительным.

Адам встал, подхватив меня на руки, потом положил на кровать.

— Оставайся здесь.

— Папа? Бран звонит.

Он открыл дверь.

— Спасибо, Джесси.

Она отдала ему трубку и просунула голову в комнату, чтобы посмотреть на меня. Глаза у нее покраснели. Она плакала?

— Иди собирайся в школу, — сказал ей Адам. — С Мерси все будет хорошо.

Сегодня утро четверга. Это мысль встряхнула меня — надо на работу… Но тут я снова легла. Не пойду в гараж. По нему разбросаны куски Тима. Надо позвонить Гэбриэлю и сказать, чтобы не приходил после уроков. Надо…

— …кто-то прислал видео, на котором ты разрываешь на куски насильника Мерси. Я уважаю твои чувства и, несомненно, сделал бы то же самое, но это ставит нас в трудное положение. Законопроект может не пройти.

Голос Брана подействовал на меня как холодный ветер, полный спокойствия… это не имело отношения к его словам, но было связано с тем, что он Бран. I

— Большой ли фрагмент записи к ним попал? — прорычал Адам.