Роберт Джордан - Путь кинжалов

Харриет

Мой свет, моя жизнь, моя душа – навсегда

Этениелле доводилось видывать горы и пониже, чем эти Черные Холмы – будто в насмешку так названные огромные кособокие груды наполовину заплывших землей валунов, по склонам которых петляли крутые тропки. На многих из них несладко пришлось бы и горному козлу. Три дня кряду можно ехать среди иссушенных зноем лесов и лугов с пожухлой травой, не видя и следа человеческого жилья, а потом вдруг в полудневном переходе обнаружить семь-восемь крохотных деревушек, о которых мир и не подозревает. Черные Холмы – место неприветливое, в стороне от торговых путей, а в нынешние времена и подавно. С крутого утеса, шагах в сорока в стороне, взирал на проезжавшую мимо Этениелле и ее вооруженный эскорт исхудавший леопард, вскоре исчезнувший из вида. На западе дурным знамением терпеливо кружили стервятники. Кроваво-красное солнце, на небе ни облачка; изредка налетал теплый ветер и в воздух поднималась стена пыли.

Этениелле ехала неторопливо, с рассеянным видом. Чего опасаться, когда за спиной пятьдесят воинов? В противоположность своему почти легендарному предку Сурасе, она вовсе не думала, будто погода подчинится ее воле только потому, что она восседает на Облачном Троне. Что же до спешки... В тщательно зашифрованных, оберегаемых пуще глаза посланиях были согласованы сроки выступления в поход и с каждым была обговорена необходимость не привлекать особого внимания. Не очень простая задачка. Некоторые полагали ее невозможной.

Нахмурясь, Этениелле задумалась о том везении, благодаря которому ей удалось незаметно забраться так далеко: никого не пришлось убивать, и хотя на объезд малюсеньких деревушек требовалось порой несколько дней, все получилось как нельзя лучше. Несколько огирских стеддингов не вызвали затруднений – в большинстве своем огир уделяли мало внимания тому, что происходит у людей, а в последнее время их это и подавно не волновало, – но вот деревни... Они были слишком малы, вряд ли в них могли оказаться глаза и уши Белой Башни или же того, кто провозгласил себя Драконом Возрожденным – наверное, так оно и есть; впрочем, Этениелле еще не решила, что хуже, – да, слишком малы, но рано или поздно в них появятся торговцы. А торговцы возят с собой не только товары, но и слухи, и болтают с кем ни попадя, и слух потечет, словно река, набирая силу, через Черные Холмы, покатится дальше по миру. Несколько слов, и один-единственный пастух, ушедший незамеченным, может зажечь сигнальный костер, видимый за пять сотен лиг. От такого огонька запылают леса и луга. И города, быть может. Целые государства.

– Верный ли выбор я сделала, Серайлла? – Сердясь на себя, Этениелле поморщилась. Она уже не девочка, чему свидетелями седые пряди, так к чему же бездумно болтать языком? Решение принято. Хотя от тревожных дум никуда не денешься. Свет свидетель, она не так бесстрастна, как бы ей того хотелось.

Первая Советница ехала на мышастой кобыле следом за Этениелле, держась вплотную за стройным вороным мерином королевы. С круглым доброжелательным лицом, внимательными темными глазами, леди Серайллу можно было принять за жену фермера в платье родовитой особы, но ум, прячущийся за грубыми чертами потного лица, остротой не уступал уму Айз Седай.

– Другие решения – не меньший риск, – спокойно ответила Серайлла. Коренастая, но танцевавшая на балах с той же ловкостью, как и сидевшая в седле, Серайлла всегда держалась со спокойствием. Без вкрадчивости, лести или фальши – она просто была совершенно невозмутима. – Какова бы ни была правда, ваше величество, но, судя по всему, Белую Башню парализовало, равно как и раскололо. Вы могли бы сидеть и следить за Запустением, пока мир у вас за спиной рушился в тартарары. Будь на вашем месте кто-то другой.

Простая необходимость действовать. Только ли это привело ее сюда? Что ж, коли Белая Башня не хочет или не может сделать того, что требуется, тогда это должен сделать кто-то другой. Что толку стоять на рубежах Запустения, если мир за спиной рушится?

Этениелле посмотрела на стройного мужчину, ехавшего по другую сторону от нее: белые пряди на висках придавали ему надменный вид, на сгибе руки в изукрашенных, орнаментированных ножнах красовался меч Кирукан. Во всяком случае, так говорили; что ж, легендарная воительница королева Арамелле вполне могла его носить. Клинок был древним, некоторые утверждали, что создан он с помощью Силы. Двуручная рукоять, как того требовали традиции, была обращена к Этениелле, хотя у нее и в мыслях не было хвататься за меч, как какой-нибудь пылкой салдэйке. Королеве положено думать, вести за собой, командовать, а это вряд ли возможно, если пытаться делать то, что куда лучше способен сделать любой солдат ее армии.

– А ты, Носитель Меча? – обратилась Этениелле к мужчине. – Гнетут ли тебя сомнения в этот поздний час?

Лорд Балдер повернулся в украшенном золотом седле, оглянулся на всадников позади, на знамена в руках, спрятанные в чехлы из выделанной кожи и шитого золотом бархата.

– Мне не нравится скрывать, кто я такой, ваше величество, – нервно проговорил он. – Скоро мир узнает о нас, о том, что мы сделаем. Или что пытаемся сделать. Мы или погибнем, или войдем в историю, или и то и другое вместе, так что пусть они знают нас по именам.

Балдер отличался язвительностью и больше интересовался музыкой и своими нарядами, нежели чем-то еще – ладно пригнанная по фигуре синяя куртка была за сегодняшний день уже третьей, – но, как и в случае с Серайллой, внешность была обманчива. На Хранителя Меча при Облачном Троне возлагалась ответственность куда большая, чем таскать меч в украшенных самоцветами ножнах. После смерти мужа Этениелле, около двадцати лет назад, Балдер от имени королевы командовал отправленной в поход армией Кандора, и большинство солдат отправилось бы за ним к самому Шайол Гул. Его не считали выдающимся военачальником, но он знал, когда нужно сражаться, а когда уйти от боя, и знал также, как одерживать победы.

– Место встречи должно быть поблизости, – вдруг заметила Серайлла.

Тут и Этениелле заметила разведчика, которого Балдер выслал вперед, – лукавого малого по имени Ломас, в шлеме с гребнем в виде лисьей головы. Он остановил своего коня на верху тропы. Наклонив копье, он сделал знак рукой, означавший: «виден пункт сбора».