Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом

Вскоре мы нагнали несколько повозок с паломниками и с ними прибыли в предместья Ожена. На отдых расположились в небольшом гостином дворе. Нам предложили скромный перекус и ночлег в малогабаритной комнатушке, где и одному повернуться проблема. Под крышей все же лучше чем под ясным небом, потому мы согласились и на однозвездночный сервис.

Начало нового дня ознаменовалось всеобщей побудкой и призывом на молитву. Мне, как добивающемуся милости пройти в город, пришлось вставать к службе. Маршалси прикинувшись хворым не пошел, а Амадеус занятый написанием стихов только отмахнулся — обойдутся. Во дворе с десяток, таких как я, под водительством востроглазого попика отправились на лоно природы, под сень огромного дуба. По соседству от лесного гиганта, на пне спиленного сотоварища зеленого красавца, попик и устроил импровизированный алтарь, разложив расшитые покрова и расставив чаши.

Честно отстояв службу и поучаствовав в хоровом песнопении псалмов, я вернулся в комнату.

Маршалси в ожидании ланча устроил состязание по словоблудию с бардом. Слушать их перепалку не хотелось — нет настроения. Потому призвав спорщиков к смирению, я, того кто моложе отправил за провиантом.

— Теперь уважаемый капитан расскажите, что дальше, — попросил я Маршалси.

— Дальше отобьют начало Декты. Смиренно отправляйтесь к вратам, их к тому времени откроют. Как еретик, недавно обращенный в истинную веру, вы не знаете, что Ожен находится на острове, посреди озера. Само озеро и обнесено крепостной стеной. Войдя в ворота, оказываешься прямо на берегу. Купите за золотой корзинку, раздеваетесь и складываете в корзинку пожитки. Заходите в воду и переходите на остров, прямо в объятья оженских монахов. Они зададут пару вопросов, вы сунете им свое ходатайство. Далее или пропустят в город, или отправят назад, а уличат в обмане — взойдете на костер.

— Откуда вы знаете? А, Маршалси?

— Откуда? — переспросил Маршалси и невесело признался. — Однажды… довелось.

— Не по поводу ли вашего отлучения из столицы?

— По нему по самому, — согласился идальго.

— Может подскажите, где отыскать храм Искупления Всех Грехов?

— Увы, не сведущ…

— Что ж и на том спасибо, — поблагодарил я. — На всякий непредвиденный случай, попрошу вас оказать небольшую услугу…

— Небольшую… Пожалуйста.

— Приглядывайте за бардом.

— Последняя воля… Можете на меня рассчитывать, — высказал согласие Маршалси. — Когда то я полагал, вы направляетесь в Ожен договариваться о создании единого фронта против Диких кланов. Но вот сейчас…

Он прервался. Амадеус принес харч. Овощное рагу в грибной подливке, фрукты и легчайший кларет. Сходу, хлебнув из горлышка, Маршалси пришел в скорбное расположение духа.

— Вирхофф, умоляю вас, возвращайтесь скорее. Меня уморит поповская диета.

— Сделаю все от меня зависящее, — пообещал я.

Время прошло незаметно. Ударили Декту и десятки бедолаг, что тараканы из щелей устремились к распахнувшимся воротам.

— Возьмите, — я протянул кошель идальго. — Здесь ваша премия и так пара монет в довесок.

— Тебе действительно ТАК нужно к попам? — в который раз спросил меня Маршалси.

— Стал бы я лезть на рожон, — ответил я.

На этом проводины завершились.

В ворота вошли плотной группой. За порядком строго приглядывали жрицы. Под их бдительным оком, на бережку толокся народец.

Я решительно разделся, стараясь не особенно глазеть по сторонам. На нудисткий пляж я попадал однажды в жизни, и то меня с позором выгнали. Адекватная реакция на раздражители там не поощрялась. Зато помнится, я снял там такую курицу… Тут то же было кого оттоптать.

Продвигаясь к воде, становилось понятным и предупреждение Маршалси. Не правоверному, т. е. не подвергшемуся циркумзиции пройти не возможно. Раз десять я попал под строгий взгляд жрицы и пару раз подвергся доскональному осмотру, на выявление физических недостатков. Калек вокруг я не увидел.

Вошел в воду — теплую и газированную. Пузырьки приятно щекотали волосатые ноги и нежные интимности. Захотелось помочиться. Капля море не испортит. Но, подумав, отказался от святотатства. Вдруг случится, какая реакция. Зря ли на стенах жрицы лупятся на переправу.

— Для чего ты здесь, — встретил меня вопросом монах, облаченный в грубую власяницу.

— За благословляющим святым словом, — скромно ответствовал я, потупляя взгляд и протягивая ходатайство.

Монах взял бумагу и внимательно прочитал.

Не удивился бы, заголоси он: Ахтунг! Партизанен! Внутренне я был готов к провалу. Другое дело ничего лучше этой писулины не предложишь. Обидно! Оказывается, как диверсант я немного стою.

Монах глянул мне в глаза. Я как мог, генерировал честность.

— Остановись в гостевой при монастыре Великомученика Евстия. Отсюда через три квартала, налево до розария. После того как пройдут завтрашние службы, обратись к распорядителю Альгипию, он отведет тебя куда нужно, — наставлял меня монах, возвращая бумаги.

Я оделся. Монах выдал белую накидку, в которой я выглядел юным крестоносцем. Еще не зарубил ни одного сарацина, не ограбил ни одного храма, не изнасиловал ни одной самаритянки, не сжег и не разрушил ни одного замка.

Чистые улицы сходились к площадям. На площадях непременные фонтаны и цветники. По периметру церкви, соборы, часовни, обители. Все мраморное, искрящееся и белое.

Под небом голубым, есть город золотой… Кем то написаны такие стихи. Так вот с Оженом все наоборот. Небо золотое, а город, пусть и с натяжкой голубой, от обилия мрамора.

Будь я проректором академии художеств, присылал бы сюда начинающих живописцев на этюды. А то некоторые таланты умудряются изобразить эдем больше похожий на колымские поселения.

— Действительно святое место, — признался я, вспомнив церковь в Москве, напротив которой не постеснялись открыть казино, а еще дальше сауну. Мучайся пастырь, храни паству от козлов.

Поскольку города я не знал, а познавательные экскурсии здесь вряд ли организовывались, пришлось отважиться на беглую разведку, пройдя несколько лишних кварталов. Закос под дурочка был рискован и понял я свое безрассудство сразу, как только напоролся на развод жриц, двух длинноногих марух, суровых и несдержанных. Меня жиганули по плечу ножнами скевоны, и погнали к монастырю, на задворки белоснежных храмов.

Таким как я, в гостевой Великомученика Евстия, полагался скудный фуршет и молельни для бдений.

— Братия, — обратился я с просьбой к одной из групп паломников, — не побрезгуете ли вы принять в компанию грешника.

— Все мы грешники и нет между нами различий, — простонал самый старый и самый плешивый из компании. — Присаживайся.