Алена Даркина - Растущая луна: зверь во мне

Когда Манчелу внезапно погиб, казалось, мир рухнул, но Бернт взял себя в руки и принялся ревностно служить молодому Еглону. Потом была встреча с принцессой. Он не забыл ее холодное, красивое лицо: "Граф Бернт, — отчеканила она, — вынужден скрываться в Лейне. Он достойный человек. А вы заняли его место. Надеюсь, ненадолго".

Он тогда впервые осознал, что вот, молодая, болезненная девушка не боится отстаивать свои убеждения, а он… А у него не было никаких убеждений, которые следовало отстаивать. У него были только брат и мать. Брата он вернет. Все сделает, чтобы вернуть его на родину, чтобы именно он носил титул графа. И мать молодой король помилует. Не может не помиловать.

А затем, 11 дней и 20 часов назад, графиню Бернт казнили.

Он тоже присутствовал там. Он мечтал: когда ее помилуют, он подойдет к ней, упадет на колени, плевать, что все будут смотреть, попросит прощения. А она простит. Она ведь мать. Но какой-то червяк, не умеющий толком держать топор, рубил ее на куски. Короля рвало, принцесса лежала в обмороке, а он стоял, окаменевший от ужаса, не верящий в то, что происходит. Не мог сдвинуться с места и будто впитывал, вбирал в себя все. Чтобы не забыть. Чтобы воздать всем, кто виновен в этом.

Элдад не помнил как попал в свой дом, примыкающий ко дворцу. Оказалось, что его принесли с площади, где он потерял сознание, уже после смерти матери. Сильно ударился головой, три дня пролежал в горячке, не приходя в сознание. Когда же очнулся, казалось, словно этот удар расставил все по местам. Теперь он ясно понимал, что сделали лорды с его семьей и как он выглядел в этой истории. Песик в розовых бантиках — таких обычно держали аристократки. Песик, лижущий ноги хозяина и танцующий, чтобы получить кусочек сахара.

Но он ведь Бернт. Пусть ненадолго, пока в страну не вернется Рекем, но он граф Бернт. И он накажет тех, кто виновен в смерти матери и брата, тех, кто с удовольствием возвели бы на эшафот всех Бернтов, чтобы разделить их поместье между собой — лордов, входящих в Совет, управляющих страной вместо короля.

Всю неделю Бернт проводил в церкви Хранителей Гошты. Теперь ему было безразлично, что его могут обвинить в преступлении против короля, лишить должности гофмейстера. Его семья поклонялась Эль-Элиону здесь, и он будет делать это здесь. А что до его временного помешательства… Так Бог любящ. Он понимает, что Элдад сделал это не со зла.

Бернт, не обращая внимания на ноющие колени, то молился, то каялся, то с мрачной решимостью планировал убийство Совета. Но обычно его планы разбивались о действительность. Убить всех лордов можно лишь на общем совете. Умереть должны непременно все, потому что ни один не заступился за его мать. Но его не пустят на это заседание. Иногда он представлял, что смог обманом проникнуть на совет. Но и тогда ничего утешительного не представлялось. Он неплохо владел мечом, но если в зал войдет стража, ему не справиться со всеми. Если он запрет дверь, чтобы никто из лордов не ушел, он опять же не справится со всеми. И получится вместо мести глупая, даже очень глупая смерть.

Что тогда? Убить главного виновника — герцога Тазраша? Нет, этим он ничего не добьется. Вот если бы сделать так, чтобы страной правила принцесса Мирела… Она бы точно вернула страну к истинной вере. Позволила Рекему жить на родине. Тогда уже неважно, умрет он, Элдад, или нет. Главное, справедливость.

— …извините, что прерываю ваши размышления, но я хотел…

Бернт с недоумением оглянулся. Лукавые черные глаза, длинный тонкий нос с горбинкой, впалые щеки, аккуратно постриженные усы, переходящие в короткую бороду. Элдад бесцеремонно осмотрел говорившего с ног до головы, обратил внимание на дорогой бархатный колет, поверх которого лежал ослепительно белый кружевной воротник, сапоги, не предназначенные для того, чтобы в них ходить по земле — только ездить в карете. Он сделал это не для того, чтобы унизить аристократа, просто в болезни мысли текли медленно, и он не узнал того, кто к нему обратился. Видимо, это отразилось на его лице, потому что знакомый незнакомец доброжелательно улыбнулся и начал сначала.

— Добрый день, граф, вы, наверно, не расслышали, как я к вам обратился. Граф Юцалия, посол Лейна.

— Ну, конечно! — воскликнул Элдад, обрадованный тем, что вспомнил. — Извините, граф, я плохо себя чувствую и пока не могу вести светские беседы, — добавил он и пошел дальше. Юцалия отступил в сторону, добавив в спину.

— Иногда мы ждем справедливости от Эль-Элиона, но, может быть, Он ожидает, что справедливость восстановим мы? — Бернт остановился и медленно повернулся. Неужели его намерения читаются так явно? Он всмотрелся в графа. — Я хотел сказать, — мягко завершил посол Лейна, — всегда рассчитывайте на мою помощь.

— Благодарю, — Элдад на этот раз, не оглядываясь, направился к выходу.

Юцалия проводил его взглядом. Он действовал на свой страх и риск, не поставив в известность Тештера. Казнь леди Бернт была такой ужасной, что мало кого оставила равнодушным. Странно, что, кажется, он единственный заметил, как переменился молодой гофмейстер после этого. Как стал почти жить в церкви, от которой несколько лет назад так легко отрекся. Он точно обдумывал месть. Жаль, если его гибель будет напрасной. При правильной поддержке, это можно использовать на благо Лейну и церкви Хранителей Гошты. А главное на благо его, Юцалии. Если все удастся, ему позволят вернуться на родину. Посол Лейна готов был рискнуть жизнью и положением ради этого.

21 ухгустуса, замок Беркута

Брат Каракара Ифреам снова присутствовал на встрече, но за последнюю неделю он сильно сдал: лицо осунулось. Авиел его понимал — он рисковал даже не сыновьями, а внуками. Эйманы, не принявшие имя, были самыми уязвимыми. К тому же один из сыновей Беркута жаждал участвовать в заговоре против Охотника, но отец запретил ему, приняв удар на себя. Он решил, что лучше погибнет сам, чем кто-то из молодых. Столовая сегодня наполнилась гостями: для непосвященных Беркут устраивал смотрины старшему внуку — Делайя. Он должен взять имя на осеннем Обряде. Если все пройдет удачно, дом Орла пополнится эйманом Лунем. Эйм Делайи, сокол-лунь, отличался небольшими размерами, но красивой расцветкой: голубовато-пепельные перья с несколькими черными перьями в хвосте.

Обычно перед Обрядом дед или отец приглашают друзей побеседовать с молодым эйманом и убедиться, что он хорошо управляется с эймом и может попытаться взять имя. Если приглашенные считали, что это не так, Обряд откладывали на полгода. Это можно было сделать только один раз, но случалось очень редко: молодежь стремилась повзрослеть. Взять имя — это стать равным другим эйманам.

В дом уже прибыли гости, но Делайю в столовую не пустили. Как и в прошлый раз Авиел не встретил ни племянников, ни их жен. Собрались добровольцы из девяти Домов эйманов. Сегодня присоединился дом Нетопыря, так что эйманы действительно разделились пополам.