Алена Даркина - Растущая луна: зверь во мне

— Ну почему же, милая… Принес, — его смешила эта маленькая пьяная женщина, изо всех сил показывающая себя строгой и умной.

— Опять лыбится! Прекрати, — возмутилась Дарихан, она замахнулась, чтобы ударить его по губам, но в последний момент передумала и жарко поцеловала. — Ну, давай, сколько ты там принес? — строго произнесла, оторвавшись. — Пятьсот золотых, наверно? Давай.

— Э-э-э… Видишь ли, милая… я немножко не могу встать.

Дарихан тут же отодвинулась, давая ему свободу. Корсак сполз с кровати, порылся в вещах, которые до этого аккуратно сложил на стуле, затем сделал приглашающий жест, чтобы женщина тоже села за стол. Она послушно переместилась и, вскинув подбородок, пристально посмотрела на него. Ее нисколько не смущало, что они совершенно голые обсуждают за столом дела. Елиад с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться.

— Дело в том, что я не вожу с собой таких больших денег, — начал он. — Да и никто не возит из эйманов, ты должна это знать. К тому же я не собирался ничего здесь покупать…

— Ладно, ладно, — перебила Дарихан. — Что и пятисот золотых нет? Вот наглец!

— Пятьсот есть, — он положил на стол мешочек с деньгами. Женщина насмешливо скривила губы. — Еще у меня есть два перстня, — он с удовольствием наблюдал, как меняется выражение ее лица. — Они стоят семьсот пятьдесят — восемьсот, но учитывая, что для их продажи тебе придется ехать в Хаббон, а ювелиры там наверняка тебя облапошат, положим тысячу за оба, — он положил перед ней перстни с рубином и сапфиром. — И на полторы тысячи вексель, — Елиад положил бумагу, которую написал тайком от Дафана. Ни к чему ему знать подробности сделки. — Вексель, который оплатит любой эйман, да вообще любой купец оплатит. Вот хоть к тому же Ежу придешь через месяц, когда он вернется сюда. Ты же знаешь наши векселя. Их очень любят, потому что проценты хорошие, — он уговаривал, так как женщина, наполнилась враждебностью, опустила голову. — Ну, нет у меня сразу три тысячи. Хочешь, еще на пятьсот вексель напишу, чтобы ты уже совсем спокойна была?

— В чем подвох? — Дарихан стремительно протрезвела.

— Ты о чем?

— Ты мне тут расклад даешь больше чем на три тысячи и еще приплатить готов. В чем подвох? Золото фальшивое? Вексель неправильно составлен? Меня арестуют за кражу драгоценностей, когда я пойду их продавать? В чем подвох?

— Да все нормально. Хочешь, завтра проверишь у кого-нибудь в Хаббоне. Я тебя отвезу. Потом отдашь записи.

Дарихан выскочила из комнаты, через несколько мгновений вернулась, бросила перед ним тоненькую истрепанную книжицу — не так уж далеко она была спрятана.

— Вот. Забирай. Забирай-забирай, — она решительно сунул ему в руки записки. — Держишь крепко? Золото тоже забирай. Все забирай. Только не ври! Ты трахал старуху, хотя не собирался ее обмануть? Ты получил все, что хотел, теперь скажи мне правду.

Когда Елиад понял, что ее беспокоит, он не выдержал и рассмеялся. Положив на стол записки, подхватил ее на руки и отнес на кровать, не взирая на то, что она стучала по нему кулачками. Там быстро подавил ее сопротивление.

— Милая, — вкрадчиво пояснил он. — Я достаточно богат, чтобы спать лишь с теми женщинами, которые мне нравятся. Что ты на себя наговариваешь? Ну, какая ты старуха? Всего-то года на два меня старше, — он намеренно скинул четыре года. — Ты на себя в зеркало давно смотрела? Смотри, какая ты красавица, — Корсак ласкал ее, откровенно любуясь. — Посмотри, какая ты, Ханна…

Она вздрогнула, когда Елиад впервые назвал ее по имени. Вскоре появились более весомые, чем слова, доказательства того, что она желанна и красива в его глазах, и было не до разговоров.

Немного отдышавшись, она прижалась щекой к его груди и прошептала:

— Лид… — и он тоже вздрогнул. — Что? — тут же приподнялась женщина. Корсак отмахнулся, но Дарихан уже догадалась. — Жена тоже называет тебя Лидом, да?

— Да, — подтвердил он.

— Бывают же совпадения, — женщина снова улеглась. — А ты назвал меня как Шишла — Ханна. А какая она, твоя жена? Расскажи, — она задумчиво поглаживала его грудь.

— Э-э-э… — затянул, как обычно, Елиад. — Видишь ли, милая… Я не люблю обсуждать с мужчинами свои отношения с женщинами. И не люблю обсуждать с женщинами свою жену. Только не обижайся.

— Ладно, — легко согласилась она. — А Шишле нравилось рассказывать о жене. Мне кажется, он очень любил ее и скучал. Но хотел помочь эйманам избавиться от Охотника, а там, где вы живете, это невозможно. Поэтому он и прятался здесь. И всю жизнь проводил эксперименты. Из девяти лет, что я с ним прожила, я видела его трезвым очень мало. Конечно, он меня не обижал, как другие пьяницы, но моя жизнь с мужем мало отличалась от теперешней, вдовьей. Разве что жила в городе и кушала чуть лучше.

— А зачем ты нас раздела? — задал Корсак мучивший его вопрос, когда она заговорила о муже.

— Шишла очень просил не отдавать тетрадь Охотнику.

— И сказал, как его отличить? — поразился Елиад. — И как же?

— У него на груди нет рисунка. Вернее, другой рисунок. Там где у вас татуировка, у него темно-синий круг.

— Что? — женщина не переставала удивлять Елиада. — Откуда он узнал?

— Он же всю жизнь собирал сведения. Много чего узнал. Этим записям для вас цены нет. А вот скажи все-таки, — она заглянула ему в глаза, — зачем тебе это нужно?

— Что именно? — уточнил он, расплываясь в улыбке.

— Вот ведь смешливый, — сварливо посетовала Дарихан. — Вот это: проводить ночь со мной. Ну, ладно, я тебе понравилась, но ты бы и получше мог найти. Сколько у нас молодых да красивых. Кто бы отказал тебе? Так зачем тебе я понадобилась, можешь сказать?

— Могу, да ты ведь не поверишь, — он улыбнулся шире.

— Ты скажи, а я подумаю, верить или нет.

Елиад ласково провел рукой по волосам, потом погладил лицо, шею, грудь, изгиб талии, тихо и медленно рассказывая. И впервые за этот вечер был серьезным и чуть усталым.

— Жалко мне таких, как ты. Всех баб жалко, ты представляешь. Жалко вдов молодых, одиноких, — в голове у него мелькнуло, что вдов после войны еще больше станет, и он тяжело вздохнул. — Жалко замужних, у которых мужья пьяницы или моты, — продолжил он, — которых мужья, отцы, братья колотят. Жалко тех, кто рожает каждый год и не помнит, когда в последний раз всю ночь спали. Жалко тех, кто не может родить, у кого дети погибли, — глаза Дарихан блеснули. — Жалко тех, кто слова доброго от мужа не слышит, а лишь окрики. Тех, кого за бесплатных рабынь считают. Кто не знает, как хорошо может быть женщине в постели. Если бы я мог, я бы всех к себе забрал. Поселил бы на острове каком-нибудь, чтобы ни в чем они нужды не знали. Чтобы ели вдосталь и растолстеть не боялись, чтобы платья меняли по пять раз на дню и украшениями играли как камешками простыми… Если бы я мог, всех бы осчастливил. Не могу, — он виновато пожал плечами.