Ян Сигел - Заклинатель драконов

Я сожалею, — сказала Ферн, когда они поднимались к спальням. — Я не должна была давать Уиллу возможности провоцировать меня, но не подумала о том, что нервы слишком напряжены.

Он тебя не провоцировал, — неуверенно возразила Гэйнор, — это ты провоцировала его.

Ферн резко захлопнула дверь своей спальни.

Гэйнор проснулась от крика совы, от почти человеческого голоса, который раздался под самым ее окном. Она вскочила с постели, раскрыла занавески, еще не очень–то понимая, зачем это нужно. Со двора на нее уставилось привидение с огромными глазами. Когти птицы скребли по стеклу, крылья бились об оконный переплет. Каким–то образом окно распахнулось, и Гэйнор, вскочив на подоконник, тут же оказалась на спине у совы, руки ее вцепились в перья птицы. Сова была огромной и молчаливой, как привидение, которое она напоминала. Они летели к пустоши, и Гэйнор видела петлю дороги внизу, крыши спящих домов и одинокое, как око наблюдателя, светящееся окно.

Ночь была темной, лишь изредка из–за облаков показывалась луна. Над хохолками перистых облаков небо чернело как купол склепа. Несколько далеких звезд светили ледяным светом.

Они перелетели утес, и внизу открылось море с волнами, мерцающими в скудном лунном свете. Затем все пропало за шумными взмахами крыльев и в реве ветра. И время катилось над Гэйнор, как водяные валы. Прошли месяцы, прошли годы, и она уже не знала, где — явь, где — сон. В какой–то момент к ней устремилось лицо с широко раскрытыми глазами, черными, как Преисподня. Запахло дымом и чем–то гнилым.

— Это не та, — произнес голос, — не та…

И противный смех улетел в сторону, и Гэйнор снова ощутила под руками перья совы, и ей в лицо дул ветер, неслись по небу обрывки облаков в умирающих лучах луны; и пришел сон, закрывший наконец окно в ночь.

Последний лунный лучик скользнул по кровати, по векам Гэйнор, и она проснулась, встала, подошла к окну, чтобы задернуть занавески, и поняла, что уже делала это перед тем, как лечь в постель.

Ферн тоже снился сон. Не тот, которого она ждала и боялась — с деталями прошлого, намеками на альтернативное будущее, — нет, это был сон, из которого она с трудом вырвалась. Сон был случайным, не связанным с ней. Она смотрела вниз на деревню, деревню дальних, прошлых лет, с домами под соломенными крышами, с кучами навоза. На заднем дворе кудахтали куры, по дороге брели козы. Люди были одеты в крестьянские одежды. Быстрый заход солнца бросил длинные тени, и в долине вскоре все погрузилось во тьму. Низко над горизонтом зажглась одинокая красная звезда. Звезда пульсировала, приближалась — и вот уже к ним мчался горящий шар — комета, чей хвост опалил пламенем верхушки деревьев. И вот огонь приблизился, и она увидела: когтистые крылья взрезали небо, чешуя их горела внутренним жаром, в кроваво–черных глазах медленно движущейся дымкой протекали древние мысли. Это был дракон.

Не тот, о котором рассказывают фантастические истории и сказки, Это был настоящий дракон, и он был ужасен. Он смердел, как извергающийся вулкан. Ферн ощущала его личность, его огромность, силу его голода и ярости. Дети, козы, люди побежали, но им некуда было бежать. Их дома были объяты пламенем. Плоть сгорала, как бумага. Ферн заставила себя проснуться, она дрожала, все тело было мокрым от пота, ее охватили ужас и возбуждение. «Какой–то особый эффект, — говорила она себе, — и ничего больше». Она отпила воды из стакана, стоявшего у изголовья кровати, и снова легла. Ее мысли потекли по обычному пути. Драконов не бывает, не бывает и демонов… Нет никаких королевств, прячущихся в шкафу, нет никаких королевств за Северным Ветром… И Атлантида, первый и самый волшебный из всех городов, Атлантида, где могло подобное произойти, погребена под грудой прошедших веков, утонула в миллиардах набежавших волн, не оставила ни следа от ступни, ни осколка глиняной посуды, что ставит археологов в тупик.

Но она не должна думать об Атлантиде… Снова уплывая в сон, она видела сквозь дремоту свадебные подарки и белое платье на манекене.

Что случилось? — спросил Уилл у темноты. — Даже если принять во внимание все особые обстоятельства, я никогда не видел Ферн настолько вышедшей из себя.

Знать не знаю, — ответила темнота, и только этого и можно было ждать в ответ. — Но пр'ближаются неприятности. Я это чую.

Следующее утро было посвящено благодарственным письмам, которые Ферн, отличавшаяся очень хорошим почерком, писала от руки. Затем начались долгие телефонные переговоры — с поставщиками продуктов, с приглашенными на свадьбу и, наконец, с Маркусом Грегом. Уилл мог бы быть полезен, но его помощи не попросили, и он пригласил Гэйнор погулять.

А какова твоя роль во всем этом? — спросил Уилл.

Что ты имеешь в виду? — рассеянно ответила на вопрос вопросом Гэйнор. — Эти дела с Элайсон Редмонд? Или…

Разумеется, я имею в виду Маркуса Грега. Кто тебе рассказал об Элайсон? Ферн старается никогда о ней не говорить.

Гас Динсдэйл, — объяснила Гэйнор и с сомнением продолжила: — Мне не хочется показаться любопытной, но меня удивляет… В самом ли деле ее смерть была случайностью? Вы оба весьма странно

выглядите в этой истории.

О, нет, — сказал Уилл. — Эта смерть не была случайностью.

Гэйнор, побледнев, остановилась:

—А Ферн… не?..

Уилл с легкостью ввернул Гэйнор ее румянец:

Ты рассуждаешь так, будто пишешь детективный роман. Бедная Гэйнор! Начиталась Рут Рендел!

Хорошо. Так что же в действительности произошло? — требовательно спросила Гэйнор, видя, что ее дурачат.

Правда гораздо дальше от реальности, — ответил Уилл. — Так часто бывает. Элайсон украла ключ, который ей не принадлежал, и открыла Дверь, которая не должна была быть открытой. Я не называл бы это случайностью.

—Гас говорил о каком–то потоке, наводнении?

Уилл кивнул:

—Ее смыло. То же самое могло случиться и с Ферн, но ей повезло — она спаслась.

Гэйнор, еще больше озадаченная этим ответом, ухватилась за соломинку, хотя рядом не было ни одного стога сена.

Я решила, что Ферн была больна, — сказала она. — Они — Гас и Мэгги — думают, что ничего из рассказанного ею никогда на самом деле не происходило. Это было своего рода посттравматическим шоком…

Шок ведет к амнезии, вот что сказали доктора. Они должны были хоть что–то сказать. Она уходила, ее не было дома пять дней.

Уходила? Куда?

Закрыть Дверь, конечно. Дверь, которую открыла Элайсон. И тогда началось наводнение. — Уилл внимательно смотрел на Гэйнор, зная, как трудно ей понять то, о чем он говорит, как трудно разобраться — то ли он шутит, то ли старается увернуться от ответа. Гэйнор, наверное, было бы легче, если бы они разговаривали на разных языках.