Ян Сигел - Заклинатель драконов

Что это такое — морлохи? — спросила Ферн. И Брэйдачин ответил:

Пагуиджи.

Ферн изо всех сил старалась ехать медленно, но чувствовала, что помимо своей воли все сильнее жмет на педаль акселератора. Спустя минуту, мимо в противоположном направлении проехала полицейская машина. Ферн представила себе, что произошло бы, если бы ее остановили. Брэйдачин должен был бы исчезнуть из виду, но на переднем сиденье лежит отрезанная голова, а на заднем — волк. На мгновение улыбка тронула ее сжатые губы.

Что тебя позабавило, Фернанда? — спросила голова. Брэйдачин оставил мешок открытым, и ледяные голубые глаза наблюдали за тем, как Ферн ведет машину.

Ничего, — ответила она. — Ничего, что я могла бы объяснить.

Я слышал, как ты смеялась в Подземном Мире, где среди привидений смех не раздавался со времени создания мира, — сказала голова. — А теперь — теперь ты направляешься сражаться с силами, значительно превосходящими тебя, и ставкой в этой борьбе — твоя жизнь и жизни тех, кого ты любишь, однако ты смеешься. Не думаю, что это беззаботный, легкий смех, девушка–колдунья.

Когда все вокруг темно и ужасно, — произнесла, в свою очередь, Ферн, — очень важно уметь улыбнуться или рассмеяться. В смехе заложена его собственная сила. Это присуще человеку — ты так скоро обо всем забыл?

Драконы не смеются, — ответила голова. — А это единственная известная мне сила. Поздно учиться смеяться, когда ты мертв.

Ферн нагнулась, чтобы посмотреть на карту, где был обозначен Дрэйкмайр Холл. Дорога была пустынна, и, когда, как она вычислила, что они почти приехали, она выключила фары. На фоне бледного подбрюшья облаков чернела остроконечная кровля. Дальше видны были острые силуэты деревьев и массы кустов. Невдалеке от главного входа она становилась и развернула машину, чтобы припарковать ее так, как ей было нужно.

— Оставайся здесь, — сказала она Брэйдачину и,

глянув на волчицу, добавила: — Приглядывай за ней.

Я иду с т'бой…

Нет. Слушайся меня. Ты не сможешь справиться с этими… пагуиджесами. Жди здесь.

А кто же т'бя з'щитит?

Я — ведьма, — ответила Ферн. — Сама о себе позабочусь. — Она взяла мешок. — Готов?

Да, — ответила голова.

Ферн перевесила сумку через плечо и выскользнула из машины, закрыв за собой дверь как можно тише. Свет в машине автоматически погас, тьма окутала ее, тьма бесконечной ночи, пустынных холмов, молчаливой дороги, редких облаков, несущихся по звездному небу. Глаза ее привыкли к темноте, они различали ночью такие детали, которые обычный человек не увидел бы, — тени без теней, что–то крадущееся и ползущее в траве. Она подошла к воротам, где все еще лежал камень, не позволявший воротам закрыться. Ферн скользнула в щель, и немедленно чутье ведьмы откликнулось на перемену. Она ощутила, что все изменилось, будто бы она переступила через невидимый порог в иное измерение, где все было другим, хотя внешне оставалось неизменным. Здесь ночь была не просто ожившей, но и разумной, сама ночь была неким существом. Ферн чувствовала, что ночь ждет, возможно — именно ее. Земля была чувствительна, как кожа, и Ферн старалась едва ступать, чтобы не примять ни травинки. Она продвигалась в тишине и мраке, скорее следуя инстинкту, чем силе ног. И были моменты, когда земля становилась нематериальной и Ферн чувствовала под ногами скалу с многочисленными трещинами. И где–то под хребтом этой скалы Ферн различила легчайшее землетрясение и биение пульса, которое не было биением пульса земли.

Ферн подошла к дому и увидела стальное сияние «мерседеса» и другую машину, поставленную рядом с ним. Подойдя поближе, она увидела, что двери этой машины разбиты, кузов смят. Внутри обнаружила разодранные сиденья, оборванные провода, развороченную панель управления. Ей не нужно было видеть следы краски на вспоротой обивке, чтобы узнать машину. На секунду она потеряла над собой контроль и чуть не закричала. Ее привел в себя мягкий голос головы.

Морлохи, — сказала голова. — Что это такое?

Машина моего брата.

Я чую кровь.

Ферн тоже чуяла кровь — это был горячий, острый, злой запах, который возбудил в ней ток адреналина, отчего поднялись дыбом тоненькие волосики на шее. Ей никогда еще не приходилось чувствовать запаха крови, но она тут же узнала его. Она надеялась забрать Уилла и Гэйнор из дома до начала битвы, но теперь поняла, что у нее нет никаких шансов. Они все еще пленники. Если не хуже. Она опоздала, слишком поздно спасать и слишком поздно для всего, кроме, может быть, последней возможности рискнуть. Дальнейшие предосторожности бесполезны, она уже ощущала, как за ней наблюдают.

—Не тревожься, — сказала она голове и накинула клапан, чтобы закрыть ее. Затем подошла к главному входу и нажала кнопку звонка. Она услышала, что внутри дома раздалось громкое эхо, будто ударили в гонг. Не было слышно, чтобы кто–то подошел к двери, но дверь бесшумно открылась.

Гэйнор думала, что так бывает только тогда, когда ты попадаешь в ловушку ночного кошмара и надеешься, что дальше все будет хорошо, но знакомый кошмар возвращается, и ты снова тонешь в темноте. С приходом Уилла она испытала иллюзию возвращения в нормальную жизнь, где все будет в по^ рядке, и они пройдут через все, и ужас заточения окажется нереальным. Однако это был еще далеко не конец. Они быстро все обсудили, и Гэйнор привела в ужас мысль о сидящем внизу драконе. Все это было лишь еще одной частью безумия.

Им не нужно до поры до времени спускаться в подвал, — сказал Уилл, — поэтому они пока не знают, что я сбежал. Я им не важен, им важна ты. Ты им нужна как заложница. Я–то — просто мусор, попавший им под ноги, который надо смахнуть.

Но как ты попал сюда ?

Ключи. — Уилл погладил карман. — Когда я оставил Лугэрри, то вернулся в кухню. Дворецкий — как его зовут? Харбик? — был там. Кухня — его владения. Не знаю точно, что он делал, — возможно, готовил мясо, поскольку я видел кровь на его руках, но он был без пиджака. Пиджак висел у двери. Когда он повернулся ко мне спиной, я залез в карман. А он, вымыв руки, все ходил и ходил по кухне. Я прождал сто лет, прежде чем смог пробраться на лестницу. — Он взял Гэйнор за руку. — Пошли. Пора уходить.

Неожиданно комната представилась ей таким безопасным местом, просто спасением, а не тюремной камерой… Когда они вышли в коридор, пустота его показалась пугающей, таящей возможность невидимого наблюдения. Гэйнор сначала хотела сказать, что ей страшно, но потом поняла, что этого делать не стоит. Она только спросила:

Где нож, который ты нашел?

В руке, — ответил Уилл.

Он повел Гэйнор к лестнице. Там было очень светло, хотя, вероятно, свет газовых ламп и свечей, подошел бы этому месту гораздо больше, но это был тот уютный свет, который встретил их в доме, когда они только приехали. Современный свет в старом доме, хранящем темноту за шторами и заметающем ее под ковры. Там было много ковров, ковры висели на стенах, покрывали ступени и доски пола, которые предательски скрипели при каждом шаге. Уилл потянул Гэйнор в сторону, когда на площадке лестницы между этажами они скорее почувствовали, нежели услышали, что внизу кто–то есть.