Крис Хамфрис - Двойник

С этими словами она исчезла в люке. Скай поднял с полу пиджак, собрал руны и опустил их обратно в мешочек, а затем спрятал его в первой попавшейся под руку толстой книге. Это оказался старый том «Коллекции ужасов». Тайник в крышке сундука теперь ненадежен: вдруг маме вздумается разобрать бабушкины вещи. Вернув фолиант на полку, Скай окинул чердак прощальным взглядом.

Вот растяпа! На полу лежал забытый камень.

Скай не удивился, прочитав символ.

Райдо.

Он повторил название руны, на этот раз вслух, и добавил нараспев:

— Преображение.

Чердак ответил безмолвием; снаружи доносилось лишь едва слышное хлопанье крыльев, но поблизости не обнаружилось и следа летучих мышей. Руна оставалась холодной, как речная галька. Скай хотел было достать книгу и положить Райдо в кисет, но в последний момент передумал и сунул ее в карман.

Он спустился вниз и уже складывал лестницу, когда из темного угла вдруг раздался мужской голос:

— Добрый вечер.

Лестница с грохотом упала на пол. Скай отскочил назад.

— Кто здесь?

Тень в углу не шелохнулась, но издала зловещий сдавленный смешок.

— Граф Дракула, — представился незнакомец низким голосом.

— Папа? — растерянно спросил Скай.

— Ну, если ты не против стать сыном вампира…

— Пап, ты меня до смерти напугал!

— Мес-сть с-сладка! — прошипел Генри, и Скай догадался, что отец старательно изображает трансильванский акцент.

— Эй, наверху! У вас все в порядке? — послышался оклик Сони.

— Да! — хором ответили оба.

— Тогда живо в постель!

Судя по щелчку задвижки, Соня отправилась в ванную.

— Что ты тут делаешь? — Скай заметил, что в кабинете отца горит свет. — Заработался?

— Да нет…

Генри распахнул дверь. В центре мастерской покоилась домашняя пивоварня, разобранная на части и разложенная на газетных листах.

— Решил вот почистить — пора варить новую партию.

— Ну, удачи.

Скай уже развернулся к лестнице, но отец окликнул его:

— Сынок!

— Что?

— Поди-ка сюда.

— Пап, я спать хочу. Что-то устал сегодня.

Скай поскромничал — на самом деле он едва держался на ногах.

— На минутку.

Вздохнув, Скай подошел к отцу. Он редко заглядывал в кабинет, и теперь его взору предстали ряды аккуратных полок, коллекция наград за победы в теннисе и крикете и чертежи трубопроводных сетей, разложенные на рабочем столе, перед которым стоял Генри.

— Что такое, папа?

— Я думал дождаться твоего шестнадцатилетия, но… В общем, я хочу отдать тебе вещь, которая принадлежала твоему деду.

Озадаченный Скай решил, что речь снова идет о Сигурде, но потом сообразил, о ком говорит Генри.

— Твоему отцу?

— Да.

Скай почти ничего не знал о своем втором дедушке — тот умер, когда Генри был совсем ребенком, даже младше, чем Соня на момент смерти Сигурда.

— Ты говорил, он француз?

— Вроде того. Хотя вообще-то он родился на Корсике. Официально этот остров принадлежит Франции, но Италия находится гораздо ближе. По словам твоей бабки, папа считал себя корсиканцем.

Скай напряг память, вспоминая скудные отцовские рассказы.

— Ты ведь и сам там родился?

Генри кивнул. Забавно: отец с его страстью к элю и крикету казался англичанином до мозга костей, несмотря даже на темные волосы, смугловатую кожу и хрупкое телосложение. Сам-то Скай явно пошел в норвежских предков и уже перерос Генри на пару дюймов.

— Ты его помнишь?

— Нет. Он привез нас с матерью в Англию, когда я был младенцем, а потом вернулся на Корсику и там умер. — Генри взял что-то с полки. — Хорошо хоть фотография осталась.

Он включил настольную лампу, и Скай подошел поближе. Перед ним лежал черно-белый снимок мужчины — матерчатая кепка на темных волосах, рубашка с расстегнутым воротом. Дед сидел за столом с трубкой в зубах, на его коленях покоился дробовик.

— Помощнее будет, чем твое духовое ружье, — усмехнулся Генри, ткнув в карточку пальцем.

— Какое ружье? — невинно спросил Скай, но отец сосредоточенно вглядывался в фотографию.

— В семнадцать лет я побывал на Корсике. Добрался туда на попутках.

«Значит, автостоп — наша семейная традиция», — усмехнулся про себя Скай.

— И как, понравилось?

— Не особенно. — Генри закусил нижнюю губу. — Если честно, я тогда здорово психанул.

Психанул? Скай улыбнулся. Отец всегда казался таким здравомыслящим, что сын напрочь позабыл о его хипповской юности.

— Почему?

— Даже и не знаю. — Генри пожал плечами. — Просто мне все время было не по себе. Зато я нашел деревню, где жил отец, — она оказалась далеко на юге — и встретил там старушку, которая еще помнила его. Она-то и дала мне вот это.

Генри извлек откуда-то зажигалку.

— Погляди на фото. Видишь, что лежит на столе?

Скай снова посмотрел на снимок, потом на вещицу в руках отца. Да, это она — медный корпус чуть больше дюйма длиной. Генри нажал большим пальцем на рычажок, под которым скрывался фитиль, и чиркнул колесиком. От проскочившей искры занялся слабый огонек.

— Раньше ее заправляли бензином, но современная специальная жидкость ничуть не хуже. Внутри кусок хлопка, его нужно пропитать горючим через это отверстие. — Генри показал пробку на донышке. — А вот кое-что поинтереснее.

Он повернул предмет, чтобы Скай мог разглядеть его сбоку.

— Видишь?

— Похоже на пятно.

— Нет, просто металл истерся. Огонь все время гаснет, поэтому надо то и дело жать на колесико. — Генри поднес зажигалку поближе к глазам. — Это отпечаток большого пальца твоего дедушки. Возьми ее себе, Скай. В последнее время у вас только и разговоров, что о счастливых сорочках да морских сундуках… Я подумал, пусть у тебя будет что-то и от моих предков.

Генри протянул реликвию сыну; но не успел Скай до нее дотронуться, как его охватило странное чувство: рука словно обрела собственную волю и устремилась к зажигалке, но в то же время что-то будто удерживало ее.

Скай все же прикоснулся к медной поверхности; большой палец скользнул к колесику и накрыл дедов отпечаток, точно с ним совпав.

Пол уплыл из-под ног, комната завертелась. На этот раз он не выпал из реальности, как при контакте с рунными камнями; вместо этого вокруг сгустился туман, пахнущий табаком и какими-то тлеющими травами. От дыма защипало в носу и на языке. Послышался женский голос, тянущий печальную мелодию на высокой ноте.

Из едкого марева проступили три образа: оскаленный волк с запрокинутой головой выл на высокий камень, покрытый резными надписями; абсолютно лысая старуха распевала все ту же душераздирающую песню; и, наконец, огромная дикая кошка судорожно билась у ног Ская. Его собственные руки тянулись к зверю; без сомнения, кисти принадлежали ему, только теперь их покрывали неизвестно откуда взявшиеся шрамы. Ладони Ская, сжав мохнатую голову, что есть силы поворачивали ее…