Родерик Гордон - Туннели

— Куда это ты собрался? Думаешь, тебя отпустят домой, так, что ли? — захохотал полицейский и добавил, резко посерьезнев. — Нет, поворачивай направо, в коридор. Давай, давай!

Честер опустил руки и чуть-чуть приоткрыл воспаленные глаза. Он медленно повернулся на четверть круга и замер на месте.

— Темный Свет? — с ужасом спросил он, не решаясь посмотреть в лицо Второму Офицеру.

— Нет, это мы уже прошли. Теперь ты получишь по заслугам, никчемная маленькая тварь!

Они пошли по коридорам. Второй Офицер подталкивал Честера вперед толчками и пинками, не переставая тихонько хихикать. Успокоился он только тогда, когда они завернули за угол и подошли к открытой двери. Из нее на противоположную беленую стену падал прямоугольник ослепительного света.

Движения Честера были вялыми, а взгляд — рассеянным, но внутренне он дрожал от страха. Мальчик лихорадочно размышлял, не броситься ли бежать вперед по коридору, хотя не имел ни малейшего представления, куда он ведет и далеко ли удастся уйти. Зато это отсрочило бы встречу с тем, что таится в освещенной комнате. Хотя бы ненадолго.

Честер пошел еще медленнее, заставляя себя до рези в глазах смотреть прямо на свет. Открытая дверь неумолимо надвигалась. Он не знал, что его там ждет. Новая хитроумная пытка стигийцев? А может быть… может быть, казнь.

Все его тело застыло, все мышцы словно взбунтовались, отказываясь приближать его к резкому свету.

— Почти пришли, — раздался голос Офицера над головой Честера, и мальчик понял, что ему остается только покориться. Не будет никакого чудесного спасения, никакого побега.

Он едва волочил ноги, почти не двигаясь с места, но тут Второй Офицер с силой толкнул его, сбив с ног, и мальчик влетел в дверь. Проехав на животе по полу, он остался лежать, немного оглушенный.

Яркий свет заливал все вокруг, и Честер быстро заморгал. Он услышал, как захлопнулась дверь, и по шелесту бумаг сразу понял, что в комнате есть кто-то еще. Мальчик тут же представил себе двух высоких стигийцев, нависающих над столом, как на сеансах Темного Света.

— Встань, — приказал гнусавый голос.

Честер подчинился и поднял взгляд на говорившего. Такого он и вообразить себе не мог.

Это был один-единственный стигиец, маленький и старый, с редеющими седыми волосами, зачесанными за уши, и морщинистым лицом, напоминавшим бесцветную изюмину. Он сгорбился над высокой кафедрой, похожий на пожилого учителя.

Честер был совершенно обезоружен этим призраком, явившимся в ослепительном свете. Он ожидал чего угодно, только не этого. Мальчик почувствовал облегчение и почти что убедил себя, что все еще может обернуться хорошо, но тут он встретился взглядом со старым стигийцем.

Таких темных и ледяных глаз Честер не видел никогда. Словно два бездонных колодца, они затягивали его; неведомая зловещая сила влекла его в пустоту. Честеру стало холодно, как будто в комнате резко опустилась температура, и он задрожал.

Старый стигиец перевел взгляд на кафедру, и мальчик зашатался, как будто что-то крепко удерживало его и вдруг отпустило. Он шумно выдохнул, осознав, что до этого момента задерживал дыхание. Тогда стигиец размеренно заговорил:

— Ты признан виновным в нарушении приказа сорок второго, эдиктов восемнадцатого, двадцать четвертого, сорок второго…

Он продолжал называть числа, которые ничего не значили для Честера. Наконец стигиец остановился и со значением произнес слово «приговор». Тут мальчик начал слушать.

— Заключенного заберут из нынешнего его места нахождения и доставят поездом в Нижние Земли, куда он настоящим решением отправляется в изгнание и где будет предоставлен силам природы. Да будет так, — закончил старый стигиец, хлопнул руками и оставил ладони крепко сжатыми, как будто что-то выдавливал. Потом он медленно поднял голову и произнес: — Да помилует Господь твою душу.

— Что… что вы сказали? — спросил Честер, пошатываясь под ледяным взглядом стигийца и смутно осознавая смысл того, что услышал.

Не заглядывая в бумаги, стигиец слово в слово повторил приговор и снова замолчал. У Честера в голове вертелось множество вопросов, он шевелил губами, но не мог издать ни звука.

— Да? — спросил старый стигиец.

По его тону было ясно, что ситуация ему привычна и что его крайне утомляет необходимость беседовать с жалким заключенным.

— Что все это значит? — наконец выговорил Честер.

Стигиец несколько секунд посмотрел на мальчика и бесстрастно произнес:

— Ты отправляешься в изгнание. Тебя отвезут на глубочайшую Вагонетную станцию и там предоставят самому себе.

— Глубочайшую… Еще глубже под землей?

Стигиец кивнул.

— В Колонии не нужны такие, как ты. Ты пытался сбежать, а Паноплия не одобряет подобных выходок. Ты недостоин служить нам, — он снова сжал руки. — Ты отправляешься в изгнание.

Честер вдруг почувствовал огромный вес земли над ним, как будто эти миллионы тонн камня и глины опустились прямо ему на плечи, лишая его последних сил. Он попятился.

— Но я же ничего не сделал. Я ни в чем не виноват! — воскликнул он, протягивая руки к бесстрастному стигийцу.

Мальчику казалось, что его хоронят заживо, что он больше никогда не увидит дом, голубое небо, своих родных… все, что ему так дорого. Надежда, теплившаяся в нем с того самого дня, как его поймали и заперли в темной камере, угасла, как свеча на ветру.

Он был обречен.

Отвратительному стигийцу была безразлична судьба Честера. Мальчик понял это по его непроницаемому лицу и жуткому взгляду нечеловеческих, змеиных глаз. Он знал, что спорить со стигийцем и умолять о снисхождении бесполезно. Эти жестокие и безжалостные люди без колебаний обрекли его на самую ужасную судьбу — еще более глубокую могилу.

— Но почему? — спросил Честер.

Слезы брызнули у него из глаз и потекли по лицу, он не мог больше сдерживаться.

— Потому что это закон, — ответил старый стигиец. — Потому что я сижу здесь, а ты стоишь там, — сказал он и сухо, холодно улыбнулся.

— Но… — взвыл Честер.

— Офицер! Отвести его назад в камеру! — приказал старый стигиец, собирая бумаги опухшими от артрита пальцами, и Честер услышал, как у него за спиной со скрипом открылась дверь.

Уилл пошатнулся от удара кулаком в спину.

Покачиваясь, будто пьяный, он сделал несколько шагов вперед, наткнулся на перила и обернулся.

— Бешеный? — проговорил он, узнав ухмыляющееся лицо школьного хулигана.

— Ты откуда вылез, Подснежник? Я думал, ты коньки отбросил. Народ говорил, тебя пришили.

Уилл не ответил. Недомогание обвило его плотным коконом, и он смотрел на мир как будто через мутное стекло. Мальчик едва стоял на ногах и дрожал, пока Бешеный что-то бурчал ему прямо в лицо. Уголком глаза Уилл заметил Блогси, догоняющего Кэла на крутой дорожке.