Татьяна Апраксина - Дом Для Демиурга. Том первый

Агайрон покосился на короля. Неужели и открытое осуждение его высокопреосвященства не образумит короля, тот же вечно подчеркивает свою набожность и готовность внимать советам и назиданиям служителей Церкви? Не образумило. Коса нашла на камень. Король по своей манере вытаращил глаза и уставился на архиепископа так, словно пытался убить его взглядом. Марк же сидел спокойно, сложив перед собой руки, уже покрытые старческими пятнами, но еще достаточно сильные.

— Я не стану вмешиваться в дела Церкви, — заявил наконец король. — Вы вольны распоряжаться вашими средствами, как заблагорассудится, а вот казна Собраны пока что в моих руках.

Марк промолчал. Первый министр подозревал, что отныне стул архиепископа на королевских советах будет пустовать наряду со многими другими.

— Я хочу выслушать прибывшего с севера офицера. Как его там?..

— Полковник Дизье, — подсказал начальник канцелярии.

— Полковник? — скривился король, видимо, считавший, что ему могут докладывать только генералы. — Пусть войдет.

Граф Агайрон отлично разбирался в делах мирного времени, в военных же — постольку, поскольку они были связаны с остальной жизнью страны. Полковник, неуловимо похожий на герцога Гоэллона, только на десяток лет постарше и чинно-выдержанный, без столь любимых Пауком неожиданных улыбок и шутовских поклонов, сначала прочитал доклад маршала Мерреса. Из него первый министр уяснил только самую суть: все плохо. Тамерская армия чрезвычайно многочисленна и на удивление хорошо вооружена, местное население оказывает ей активную поддержку, а армии Собраны — активное сопротивление. Дня не проходит без того, чтобы партизанские отряды северных владетелей не предприняли очередную атаку. Алви Къела, называющий себя графом Къела, призвал к себе на службу всех владетелей трех земель, и они присоединились к армии Тамера со своими отрядами. Графство Къела полностью оккупировано, в баронстве Лита — массовые восстания, мешающие отвести туда армию, север графства Саур также находится во власти мятежных владетелей…

Подробности сражений, численность тех или иных подразделений тамерской армии и прочие частности граф Агайрон пропустил мимо ушей. Потом он запросит копию доклада и разберется в нем вместе со своими помощниками, неторопливо и тщательно. Понял ли король весь доклад, или тоже ухватился за суть, первый министр не знал. Вопросы полковнику Дизье он задавал довольно простые — сродни тем, что мог придумать и сам Агайрон.

Больше всего граф изумлялся тому, что на королевский совет не позвали ни одного военного, за исключением докладывавшего полковника. Должен же кто-то объяснить присутствующим детали и тонкости, а также оценить угрозу безопасности государства? Хотя бы Реми Алларэ, который в молодости участвовал в нескольких войнах с Тамером. Да любого генерала из штаба! Теперь придется приглашать в гости старика Тиссо, тот хоть и ушел в отставку, а из ума не выжил, недаром он преподавал принцам. Вдвоем как-нибудь поймут, что на самом деле происходит на севере. Нужно сделать это сегодня же, ведь завтра король может пригласить первого министра к себе…

— Почему генерал Меррес допустил такое развитие событий? — спросил верховный судья. Сегодня он был на диво разговорчив. — Почему маршал Меррес не принял во внимание доклад герцога Гоэллона?

Агайрон выпрямился и повернул голову так, чтобы видеть короля, но не смотреть на него в упор. Какой замечательный вопрос задал Форн! Не исключено, что это будет стоить ему места, но тщедушный человечек проявил удивительное мужество; а может быть — крайнюю наивность.

Архиепископ слегка склонил голову к плечу и уставился на короля. Тиарон, которого все это мало интересовало, принялся перебирать бумаги. Шелест, даже не монотонный, а с неравномерными паузами, неимоверно раздражал.

— Содержание доклада было признано недостоверным, — равнодушно сказал король.

— Кем признано? — продолжил Форн. То ли искренне хотел найти виновного, то ли возомнил, что крепко сидит в кресле верховного судьи. — Как мы все видим, в докладе весьма точно было предсказано развитие событий…

— Мной, — скрипуче ответил король, и верховный судья заткнулся, уставившись на свои руки.

Граф Агайрон ощутил две вещи: новый приступ боли за левой лопаткой и желание швырнуть на пол письменный прибор, стоявший перед ним. Боль была еще терпимой, — новый лекарь выписал ему отличное средство, — а вот греза о разбитой на осколки чернильнице оказалась соблазнительно сладкой, но, увы, не воплощаемой в жизнь. Король солгал, — в этом первый министр мог поклясться жизнью, — но солгал так, что любые вопросы на эту тему задавать больше не казалось возможным. Дважды первый министр и первый советник обсуждали творящиеся в стране недоразумения и странности, построили и опровергли десяток теорий, перебрали всех, кто мог бы вдруг начать оказывать влияние на короля… и расписались в собственной беспомощности. Не хватало сведений, улик, возможности обнаружить какую-то связь между визитом того или иного чиновника, министра или другого должностного лица и королевскими решениями. Оставалось только заключить, что король сошел с ума и действует по собственному — весьма странному — разумению. Обоих эта версия не устроила, но другой не было. Ни одного нового лица при дворе за весь год. Ни одного признака благосклонности короля хоть к кому-то, не считая герцогини Алларэ, но все странности начались задолго до того, как она оказалась новой фавориткой короля. Никого нового — значит, вниманием короля завладел кто-то из старых знакомых? Но кто? Ни одного имени его величество не называл, ни на чье мнение не ссылался. "Я, мне, я решил, я счел…".

Король махнул рукой и полковник Дизье удалился. Граф решил, что пригласит его к себе сразу же после совета. Его и Тиссо.

— Ошибкой было назначать командующим армией двадцатипятилетнего генерала, проявившего себя лишь во время учений. В Сауре он показал себя жестоким, недальновидным и неумным полководцем, — сказал архиепископ. — Однако же вызывает удивление, что и весьма опытный маршал Меррес не сумел исправить ошибки своего племянника. Возникают сомнения в его верности королю и Собране.

— Маршал Меррес много раз доказал свою преданность, — равнодушно проговорил казначей. — Однако, ему нужна помощь, это очевидно. Если северная кампания затянется хотя бы до середины лета, возникнет слишком большой недостаток в казне. На восстановление разрушенного тамерской армией уйдет не менее полутора миллионов сеоринов, даже если ее изгонят сегодня. Для этого придется увеличить подати и налоги вдвое. Каждая седмица войны добавляет к расходам не менее трехсот тысяч.