Татьяна Апраксина - Дом Для Демиурга. Том первый

— Нет. Но я мог бы попытаться.

— Молодой господин, запомните навсегда: пытаться — самое глупое занятие на свете. Нужно или делать, или не делать.

— Значит, я буду делать. Как просят короля об аудиенции?

— Нет уж, вот этого вы не сделаете, — поднялся из-за стола Кадоль. — Знаете, почему?

— Ну?

— Если с вами что-то случится, герцог Гоэллон меня казнит. Это не шутка, это правда. Я дал присягу защищать его и всех членов его семьи. Значит, вас, — суровый эллонец оперся на стол, пристально глядя в глаза подопечному. — И я буду делать это даже против вашей воли.

— А подчиняться членам семьи вы не присягали?

— Только совершеннолетним, молодой господин. Вам до этого еще три года. И я постараюсь, чтоб вы их прожили.

Капитан охраны ушел без разрешения. Просто коротко кивнул и вышел из столовой. Саннио понятия не имел, что делать с этим бунтом в собственном доме. Плюнуть на Бернара и уехать во дворец просить аудиенции? Юноша вспомнил его величество, которого видел лишь мельком в конце осени, и передернулся. Потом припомнил разговор с дядей, состоявшийся накануне отъезда и задумчиво потер скулу. Синяк, конечно, давно сошел, но слова накрепко впечатались в память. С королем не спорят — ему беспрекословно подчиняются. Герцог Алларэ порвал письмо со срочным вызовом, но поехал с докладом, несмотря на то, что тогда был дорог каждый час. Потом он позволил себя арестовать, а не уехал в родное герцогство. Дядя тоже отправился командовать северной армией, а не отказался.

В Оганде все было совершенно не так. Там нельзя было арестовать кого-то по приказу короля. А если речь шла о знатном человеке, то это решение могли принять только на заседании Верховного суда и при наличии весомых улик. "Хотите жить как в Оганде — переезжайте в Оганду!", — вспомнил Саннио. Он жил в Собране, но это с каждым днем радовало все меньше.

Король творит какие-то безумные вещи, а ему все подчиняются. Таких правителей в истории Собраны еще не было. Даже король Эреон, которого совет Старших родов и патриарх признали умалишенным и отстранили от власти, совершал менее страшные поступки. Тот просто порой впадал в буйство, все чаще и чаще, а во время припадков убивал всех, кто попадался под руку. Еще он отправил на плаху нескольких благородных людей, обвинив их в измене, — почти как Ивеллион II, — но никого не казнил целыми семьями… Этого хватило, чтобы признанный сумасшедшим король был заключен в монастырь, а на трон взошел его наследник. У Ивеллиона тоже есть наследник, ему уже пятнадцать — ну и почему все молчат?

На севере — война с Тамером, но если бы не ложное обвинение в мятеже, никакой войны не было бы. Вздумай кесарь Тамера впервые за лет этак пятьсот вторгнуться на север, жители Къелы и Саура поднялись бы, чтобы изгнать захватчиков. Теперь же они помогают им, потому что графа Къела, брата Керо, считают настоящим правителем, а от Ивеллиона отвернулись.

В столице — хлебный бунт из-за назначенной "королевской цены" на зерно. Горожане которую седмицу голодают, торговцы хлебом разоряются или отправляются в Галанну, если их уличают в незаконных сделках. Булочники или не могут купить муку, или покупают втридорога, а хлебом торгуют по ночам, и за буханку берут двадцать сернов, а кто посмелее — тридцать. Столько, сколько мастеровой зарабатывает за три дня. На закупку овса для лошадей в прошлую седмицу потратили впятеро больше, чем обычно, да и за ним Никола пришлось выезжать в предместья и покупать ночью, рискуя быть арестованным приставами.

Должно быть, королю Ивеллиону не нравилась сытая и мирная страна, воевать с которой опасаются соседи, а жители которой уважают королевскую власть. Может быть, его подменили или навели на него какое-нибудь злое колдовство? Говорят, что кое-где встречаются настоящие колдуны и ведьмы, способные заклинанием или другой ворожбой убить человека, свести его с ума или подчинить своей воле. Бдящие Братья выискивали таких и назначали им суровые покаяния. На лбу у колдуна появлялось клеймо в виде языка пламени и не исчезало, пока грешник не выполнял все, что налагали на него Бдящие. Сам Саннио никогда не видел тех, кто искупал прегрешения перед Сотворившими — еретиков, — но слышал рассказы о них. Одетые в рубища кающиеся питались подаянием, молились и выполняли самую черную работу в монастырях. Простые люди от них шарахались.

Может быть, на короля навели порчу?..

До конца седмицы письмо из Скоры так и не пришло. Саннио десяток раз высчитал, сколько времени могла занять дорога. Учитывая весеннюю распутицу (какая распутица, дороги уже просохли!), учитывая леность гвардейца (если верить Бернару, учитывать ее не стоило), учитывая… Ну что еще можно учесть? Максимум три седмицы туда. Это если ехать очень медленно, да и не до границы, как было условлено, а до самого замка Скорингов. Три седмицы обратно — если конный гвардеец будет ехать шагом, попутно валяясь на каждом сеновале с каждой симпатичной крестьянкой. К тому же обратно можно было сплавиться вниз по Сойе на торговом корабле — это не больше седмицы. Может быть, гвардеец совсем дурак и предпочел ехать, а не плыть? Судя по тому, сколько прошло времени, так он решил ползти по-пластунски…

На карету напали? Разбойники? Какие разбойники в Сеории и Скоре?! Дороги в обеих землях славились тем, что молодая девушка с толстым кошельком может пройти по ним ночью, и на нее никто не нападет. Впрочем, про Собру тоже такое говорили. Раньше. Но за пределами столицы ничего не происходило, Бернар отправил нескольких человек расспросить о вестях с северо-запада. Там было тихо.

— Я отправляю в Скору десять человек, — сообщил в очередное утро Кадоль. — Или они по дороге встретят гонца, или разберутся, в чем дело.

Саннио вздохнул и кивнул. С рыжим графом всегда все получалось по-дурацки. Он даже до замка Скорингов без хлопот доехать не мог. Казалось, что за время пребывания в доме герцога Гоэллона Бориан поумнел, повзрослел и притих — но стоило ему покинуть дом воспитателя, как немедленно что-то случилось. Интересно, куда смотрели гвардейцы?

Что, все-таки, могло случиться?

Скора — самая тихая и самая спокойная из земель, входивших в состав Собраны. Герцоги Скоринги издревле славились умением разумно управлять и поддерживать на своих землях идеальный порядок. Там никогда ничего интересного не случалось. Герцог Скоринг, казначей, уже лет тридцать жил в Собре, но его управляющие и наследники продолжали семейную традицию. "Тихо, как в Скоре", говорили в столице. Даже когда тамерская армия в очередной раз заявлялась в Междуречье, доходя до западного берега реки Митгро, никто не паниковал. Скалистый восточный берег мешал переправе, а на оккупированных землях между болотами и горами давние противники вели себя весьма прилично, зная, что, чем меньше шуму наделают, тем выше будет контрибуция. Дурацкая игра в "завоюй Междуречье", начавшаяся во время правления Мышиного короля, велась по своим законам.