Татьяна Апраксина - Дом Для Демиурга. Том первый

Гоэллон казался мягким, он прощал секретарю все ошибки и заботился о нем, с ним было интересно беседовать, но мягкость эта напоминала кошачью лапу. Пока кошку не рассердишь, она не выпускает когти, но коли разозлил — берегись. Однако ж, каким бы ни был герцог, с ним было интересно. Неуютно — да, боязно — несомненно, но первый же день службы оказался невероятно богат на события, и Саннио уже не жалел о том, что судьба и воля мэтра Тейна свели их между собой.

— Саннио, я вам не девица в церкви, чтобы меня разглядывать, — не оборачиваясь, сказал герцог. — Что, не спится?

— Да, герцог.

— Вас так взволновала судьба северных земель?

— Нет, — признался Саннио, со стыдом осознав, что не вспоминает об этом уже давно. По правде говоря, еще не начало смеркаться, а он уже думал только о том, как паршиво себя чувствует, и еще — о ночлеге.

— Вы оставили в окрестностях школы какую-нибудь прелестную пастушку?

— Нет, герцог.

— Так что ж вам неймется?

Саннио не решился признаться, что думает вовсе не о северных землях и не о пастушках, а о самом герцоге, точнее, о том, повезло ли секретарю, или не слишком. Вместо этого он промолчал, надеясь, что герцог не будет настаивать на ответе, и это маленькое нарушение ему простится. Так и вышло. Юноша отвернулся к стенке, накрылся с головой и постарался заснуть. Ложился ли герцог в эту ночь, или простоял у окна до первого света, Саннио так и не узнал.

Герцогиня Алларэ сидела перед зеркалом. Две служанки убирали ее длинные и густые волосы, готовя госпожу к утреннему выходу. В гостиной ее уже дожидались трое визитеров, но Мио не торопилась, наслаждаясь утренней болтовней с фрейлинами. Те сидели на козетках и изощрялись в сплетнях насчет придворных и посетителей дома Алларэ. Герцогиня поощряла улыбкой то одну, то другую. Фрейлинам разрешалось острить насчет любого гостя, и за самые удачные шутки Мио раздавала им мелкие, но приятные подарки — шпильки, браслеты, шелковые огандские чулки.

По части знания сплетен и государственных новостей фрейлины могли дать много очков вперед прознатчикам первого министра и казначея. Пожалуй, только герцог Гоэллон всегда узнавал обо всем, что творится в Собре и за ее пределами, раньше, чем златовласая герцогиня, но случалось и так, что Мио сообщала ему новости первой.

— …а герцог Гоэллон вчера утром покинул город в сопровождении нового секретаря.

— Об отъезде герцога я знаю, мы простились накануне, — Мио еще в детстве выучилась улыбаться и встречать неприятные известия так, словно давно к ним готова. Врать было легко, главное — помнить, что и кому рассказываешь, и никогда не говорить разным людям противоречащие друг другу вещи. — А что за секретарь?

— Его видел мой галантерейщик, которого накануне приглашали в дом герцога, — сообщила Мари, которая даром что была чуть кособока, знала в городе всех модных портных, парфюмеров и прочих поставщиков товаров для женской прелести. — Говорит, мальчик — настоящая фиалка. Чуть выше среднего, тоненький, черноволосый, глаза, как море.

— Какое именно море? Северное? Южное? — немедленно подколола соперницу Кати, рябому лицу которой не помогали ни одни белила; но соображала она быстро и безупречно.

— Как Фаирское, наше родное, сестрица, — сладко проворковала Мари. — То зеленые, то голубые, и ресницы такие длинные…

— Ах, неужели герцога потянуло на мальчиков? Герцогиня, должно быть, вы были с ним слишком жестоки!

— Я, право, и не знаю, кажется, я не давала ему повода для столь серьезных огорчений…

Руи уехал, не попрощавшись и не предупредив? Ну что ж, в отместку он получит сплетню, глупую, но достаточно безобидную, а если кто-то решит донести ее до ушей герцога, едва ли он догадается, с какой стороны подул ветер. Сколько бы герцога ни носило, а он, надо понимать, уехал не на день и не на два, а то не стал бы брать с собой секретаря… непонятно, зачем ему вообще секретарь, он несколько лет обходился без него, — герцогиня Алларэ скучать не будет.

— Герцогиня, а надолго ли уехал Гоэллон? — ох уж эта Мари, столь же умна, сколь и ядовита, и никогда не упустит возможности прощупать ступеньку под ковром.

— Я не спрашивала, — пожала плечами Мио. — Не сочла это интересным.

Вот так-то, теперь через несколько дней вся Собра будет уверена, что Мио Алларэ охладела к любовнику, и он отправился утешаться в компании душки-секретаря. Герцогиня прекрасно знала, что легче всего люди верят в самые глупые и невозможные вещи. Руи — не Реми, братец, который иногда баловался с мальчишками, хотя и предпочитал женщин. Реми некуда себя деть, даже столица для него слишком тесна и скучна. Дуэли в Собране запрещены еще со времен короля Лаэрта, а все военные посты накрепко заняла семейка Мерресов, так что братцу не сыскать славы ни на поле боя, ни в поединке, остается утешаться славой первого кавалера страны.

А Руи… что ж, с Руи пора прощаться. Спору нет, сероглазый красавец герцог — отменный любовник, да и положение у него завидное, к тому же, их связывает старая дружба. Когда-то молодой Гоэллон подолгу гостил у двоюродных брата с сестрой; Мио тогда, конечно, еле-еле ходила без помощи няньки, но, как она часто говорила, она выросла на коленях у герцога Гоэллона. Уже в Собре они провернули немало веселых шалостей. И все же — пора прекращать затянувшийся роман. Руи слишком часто стал ею пренебрегать — ну так попутного ветра его парусам…

Было немного досадно: оставалась между ними какая-то недосказанность, незавершенность, но весь последний год связь тянулась, словно нить у ленивой пряхи — то почти обрываясь, то обзаводясь узлом пустячной ссоры. Пора искать Руи замену, а он пусть будет счастлив. Хоть со своим секретарем, хоть со всей Соброй.

Герцогиня с порога заметила Анну Агайрон и мелкой изящной походкой направилась к ней. Дома, в Алларэ, можно было ходить размашистым мужским шагом и по многу дней не вылезать из удобного сюрко, по-мужски разрезанного спереди и сзади, от первого до последнего света разъезжать верхом, ходить с моряками на поиски сокровищ Предельного океана; в столице следовало соблюдать все тонкости этикета и требования к благородной даме, чтобы ни один из здешних красавцев не усомнился в том, что Мио Алларэ — идеал женственности.

— Моя дорогая Анна, как я рада вас видеть! Наконец-то вы соизволили посетить мою скромную обитель! — Она чмокнула дочку первого министра в обе щеки.

Сегодня с костлявой неуклюжей Анной случилось чудо: она вылезла из синих агайронских тряпок и надела красивое голубое платье под цвет глаз. В прическе красовалась одна-единственная белая лилия. Пожалуй, Анна слишком сильно нарумянилась, да и карминная помада ей не шла; Мио подумала, что нужно увести ее в свой будуар, чтобы стереть излишек румян и заменить помаду на бледно-розовый перламутр. С молочно-белой кожей и черными волосами нельзя пользоваться кармином, сразу делаешься похожа на шлюху; кармин — для смуглых керторок. Но нельзя же так, с порога, огорчать девочку…