Юрий Ижевчанин - Прелюдия: Империя

Второй был в том, что в момент прихода письма Тор в очередной раз патрулировал свои владения, и письмо получила Эсса. Поскольку оно было вскрыто, она прочитала его и вручила Тору с таким торжествующе-сочувствующим видом, что Тору заранее стало не по себе.

А третий шок заключался в самом тексте письма.

"Мой единственный муж по тантре Тор!

Его величество король Старквайи Красгор, величайший в роде Энгуэу, прислал Императору и мне вестника, что он узаконивает ребенка, растущего в моем чреве от его семени. В связи с этим он ходатайствовал перед Императором о разрешении на брак со мной. Император дал разрешение, и мне не осталось другого выхода, как стать первой королевой Старквайи. Поэтому я возвращаю тебе твою клятву.

Память о тебе останется для меня неповторимым воспоминанием. Наш духовный взлет связал нас навечно, но твоя жена и сын вытащили нас с самого края того света, а в этом телесном мире наши пути навсегда разошлись. Мне вспоминается куплет из песни нашего незабвенного Клина Эстайора:

Все то, что было, безвозвратно,

Следы смываются волной,

Все вновь прилично, аккуратно,

И только в сердце новый слой.

А чашу мы испили до дна.

Твоя супруга по тантре и твоя королева Толтисса.

Это письмо я написала с ведома и с одобрения моего мужа и государя."

Внизу стояла собственноручная приписка короля:

"Тор, ты всегда будешь желанным гостем для нас. Король Красгор."

А на словах вестник передал два совета, не сказав, от кого, но Тор вычислил. Первый был: немедленно после встречи с Клингором, не теряя ни одного дня, ехать в Зоор вместе с женой приносить присягу. Второй: подарок принцу может принести очень большие неприятности в будущем.

— Вот она, цена клятв и верности гетер! — сочувственно сказала Эсса. — Зато как красиво все сказано! Честное слово, твоя наложница лучше. Иди ко мне, я постараюсь омыть твою грусть, а потом отправишься смывать ее остатки к Ангтун.

— Да, ты у меня верная и добродетельная! — сказал Тор перед тем, как ему заткнули рот поцелуем.

Ангтун заплакала, когда услышала о замужестве Толтиссы.

— Я мечтала, чтобы она стала твоей супругой и моей госпожой! Ты мог бы ей дать полное право распоряжаться мною, она всегда бы приказывала самое лучшее! Вместе вы были такая красивая пара.

— Все кончено навсегда, — просто сказал Тор. — А когда придет смягчение приговора, я сделаю тебе ребеночка, чтобы он не был рабом, если сам не пожелает им остаться.

— Я буду так счастлива выносить твое дитя! — опять всплакнула Ангтун и еще крепче прижалась к хозяину. И Тор, неожиданно сам для себя, как будто после возбуждающего снадобья, крепко и глубоко обнял ее.

— Я чувствую, что я могу забеременеть, — сказала утром Ангтун. — Но я не буду пить зелья, даже если приговор не смягчат.

— Хороший раб лучше дурного дворянина, — ответил Тор.

Вознаграждение героям духовной борьбы с ведьмой было утверждено лишь через три месяца. Старый священник Трор за это время преставился. А Ангтун уже носила в чреве дитя.

В эти же дни Тор, сидя и пытаясь продумывать причины неудач с новым сплавом, вдруг обнаружил на листке бумаги перед собой вместо очередной схемы или очередных расчетов сонет:

Любовь — к груди приставленный кинжал

Для тех, кто счастья в жизни лишь желает,

А для творца она — внезапный шквал:

Затор из грязи быстро разметает.

Та радость, что на миг ты получил,

В обыденность иль в скуку превратится,

Тем, кто на ней решил остановиться —

Потом и удержаться нету сил.

Удачу, неудачу — все равно

Используй, как к открытию окно.

Идеи, что весь мир наш изменяют

Не разума холодного струя,

Не слепок бледный с жизни бытия:

Огонь и буйство духа порождают.

Через несколько дней состоялся традиционный праздник мастеров. В больших городах он проводился по цехам. А в маленьком вместе собрались все цеха. Мастера без женщин пировали в большом зале замка Тора. Подмастерья и ученики веселились во дворе. Ученики также прислуживали, поскольку женщины, слуги, рабы и прочие посторонние на праздник не допускались: ведь мастера могут спьяну сболтнуть что-то, что не должно выходить за пределы цеха. Тор сидел вначале мрачноватый. Мастера, подвыпив, начали его поддевать:

— Мастер из-за бабы переживать не должен.

— Тем более тебе теперь такая честь: увел не кто-то, а сам король.

— А ты можешь хвастать перед всеми, что спал с королевой.

— Да и хвастать не надо: все это и так знают.

— А наследник престола не от твоей ли крови будет?

Тор взял лютню и запел песню, которая у него сложилась за последние дни:

Под видом истин столько чуши

Замусорило ум людей.

И нам уж прожужжали уши:

Кто больше любит, тот слабей.

Кто любит, вместо красок мира

Во плоти видит идеал.

Самообман лишает силы:

Чуть оступился — и пропал.

В любви нет слова больше-меньше.

Порыв и все заливший свет.

И видишь духа ты расцвет

Сквозь душу избранной из женщин.

И на излете, и в порыве

Всегда к себе будь жесток, строг:

Виновен любящий в разрыве:

Он совершил не все, что мог.

И тут началось неожиданное. Оказалось, что у многих из мастеров и подмастерий есть и свои стихи, и свои песни, и своя музыка. Это было как-то неудобно проявлять, но теперь барьер был сломан.

Мастер Линноган вдруг спросил Тора:

— Учитель, а теперь, когда ты полностью излечился от последствий любви, давай поговорим о другом. Как ты сам считаешь, правильно ли ты поступил, распяв раба?

Тор сразу же вспомнил, о каком рабе идет речь (разбойничье логово):

— Хорошо, что ты напомнил. Буду отмаливать этот грех.

Линноган похлопал по плечу Тора и сказал:

— Человек делает ошибки. — И решил добавить шутку. — А сверхчеловек сделает сверхошибки.

Все было прекрасно, после этого вечера приступ уныния прошел, но последняя шутка почему-то показалась Тору дурным предзнаменованием, касающимся если не его, то его рода. А тем временем вертелся водоворот других событий.

Король допустил несколько ошибок. Он не приказал тем, кто захватил имения рокошан, очистить захваченные земли, дома и замки. Он разослал чиновников во все провинции. Он начал принимать иски о происшествиях, случившихся во время военных действий, хотя и не в их ходе (например, иски женщин, которые утверждали, что их изнасиловали; почему-то в насилии всегда обвинялись не солдаты, а состоятельные военачальники; правда, принцев и герцогов не обвиняли: до них было не дотянуться, да никто бы и не поверил, что им отдались не добровольно). Принцы Карсир и Сутар, отосланные Клингором возвращать свои владения, вернулись несолоно хлебавши: полномочий применить силу у них не было, а миром их просто не пускали в их дворцы и замки. Они с трудом поддались на уговоры Клингора ограничиться письменными протестами, к которым Клингор присоединился, и подождать до личной встречи с королем, где, как говорил Клингор, их вопрос моментально решится.