Николай Зыков - Не время для героев

— Абсолютное зло? — усмехнулся я. — Никогда не верил, что есть люди, которые творят зло лишь потому, что хотят этого. Или хотят видеть общество в хаосе. Я придерживаюсь мнения, что даже самые страшные и подлые поступки мотивированы. Просто человеческими стремлениями, пускай и низкими.

— Ты прав. Созидающие, по рассказам, стремятся, чтобы помнящие изменяли мир в худшую сторону, находясь в России. Эта организация якобы работает на Штаты. Была создана ещё во времена холодной войны. Есть мнение, что развал СССР — одна из успешных операций созидающих.

— Опять Штаты, — недовольно пробурчал я.

— Что? — переспросил Саня, не расслышав.

— Я говорю, что Штаты слишком много хотят и лезут везде, где только можно… Не знаю, — пожал я плечами, — не люблю их. Раздражают. Была бы моя возможность, ну, скажем, если бы мог решать, как и когда изменить мир. Наведался бы к ним и пф… — я сжал кулак, показывая, что хотел бы сделать.

Саня смотрел на меня с улыбкой.

— Чем тебе Америка не угодила?

— Как тебе сказать… Стремление присвоить себе то, что им никогда не принадлежало, — я загнул палец, — это, во-первых. Во-вторых, желание установить по всей земле свои порядки. Эм… — я остановился. — Вроде бы всё. Достаточно для ненависти?

— А чем тебя не устраивают их порядки, — Сане казалось, что я смеюсь над ним.

— Как тебе сказать… Понимаешь, даже неприятие героев пошло от них. Вспомни их боевики, там главная фраза — "Не рискуй своей задницей". Это как девиз штатовской жизни. Не рисковать, ставить задницу выше чести и достоинства.

Саня рассмеялся во всё горло.

— Скажешь тоже. Просто совпадение. Фраза для создания особого эффекта. Судить по ней одной обо всём укладе жизни, — Саня покачал головой. — У тебя паранойя.

— Возможно. Хотя фильмы — это лишь крайности. Даже если смотреть свысока, штатовская культура говорит о том, что настоящие герои — поп-звёзды. Певцы — это герои, которых стоит любить и восхищаться, которым нужно подражать. Герои, которые всё делают ради пиара.

— Нет. У тебя точно паранойя. Все эти звёзды вкладывают немалые деньги в благотворительность.

— Думай что хочешь, но я считаю, что лишь единицы занимаются благотворительностью от чистого сердца. Для многих это очередной способ пиара.

— Ага, — кивнул Саня и, потрогав мой лоб, изрёк, — диагноз — паранойя.

Сегодня я решил остаться в квартире, а завтра прогуляться по городу. Клинки и ножны, которые успел примерить, лежали в шкафу на специально отведённой полке. Я боялся в один день забыть, куда их положил. Представил, как буду искать, шаря руками по квартире, будто близорукий, пытающийся найти очки. Усмехнулся.

Долго игрался с мечами. А как ещё можно назвать занятие, когда подросток фехтует с воздухом, делает финты только лишь ради того, чтобы потешить самолюбие? Что-то вспоминать не требовалось. Я прекрасно знал, как отвести удар, как выполнить контрвыпад, как наиболее эффективно пользоваться достоинствами стиля с двумя клинками. Тренировка бы не помешала, но сейчас не хотелось.

Мысли… Они не позволяли просто жить и готовиться к тому, что задумал Саня. В первую очередь, мысли о Даше. О родителях. Потом о том, кто я такой. Разумом понимал, что помнящий. Но сердцу этого осознания не хватало. Хотелось знать, хорошо ли собираюсь поступать, встав на путь борьбы с пресекающими. Хотелось знать, зачем мне дан этот дар — помнить прошлую жизнь.

Саня куда-то ушёл, оставив мне денег на еду и развлечения. С финансами он проблем не имел. Это точно. Чересчур легко расстался с деньгами, которые было суждено промотать в ближайшие дни. Я хотел поговорить, но он сказал, что вернётся вечером, тогда всё и обсудим. Пришлось смириться.

Я сидел на диване и переключал каналы телевизора. Желание начать знакомство с городом росло с каждой секундой. На одном из федеральных каналов шли новости. В автокатастрофе погибла восходящая звезда, которую называли приемником школы Джексона. Интересно, а погибни сам Майкл, сколько бы о нём вспоминали? Не фанаты. Те ладно… Журналисты. Долго, наверное. Как ни крути, а Джексон — король поп-музыки. Звезда. Герой. И самое обидное, что в России тоже бы нашлись люди, скорбящие о смерти человека, который "стал белым". Звезда. Сколько скандалов вокруг него? Все, наверное, уже со счёта сбились, но всё ещё обсуждают. Противно. Я переключил телевизор на другой канал. Реклама какого-то документального фильма:

"Он увидел повисшего на колесе обозрения ребёнка и не прошёл мимо! Он взял камеру и снял всё это!"

На экране появились кадры, которые замедляют скорость крови в венах. Подросток, повисший на прутьях карусели, держится из последних сил. Руки скользят. Он срывается и падает. Зрелище, от которого кружится голова. Ужасная картина. Реклама продолжалась. На экране появился тот самый человек, что снял событие на камеру телефона:

"Такой сюжет можно раз в жизни увидеть! Просто повезло, считаю, что успел достать и включить камеру".

Я нажал на кнопку пульта в очередной раз. Снова чувство тошноты. От циничности в голосе парня, который "не прошёл мимо". Он — герой! Как же. Такой сюжет сумел снять!

Никто не любит цензуру. Не любит, когда ему затыкают рот. Но без цензуры получается что-то вроде этого. Цинизм и грязь, которые рекой льются с экранов телевизоров.

Люди критикуют федеральные каналы за то, что они идут на поводу у власти. За то, что действующие политики контролируют то, что там показывают. Я же предпочитаю слушать ложь, которая приукрашивает нашу жизнь. Я лучше буду смотреть на президента, который ставит на место Запад, чем на людей, которые в прямом эфире выясняют свои отношения с матом и криками. Меня тошнит, когда я вижу по телевизору воспевание штатовских ценностей. Как же! Каждый хочет, чтобы "можно было всё и тебе бы за это ничего не было". Вот только, когда "всё" другого человека затронет тебя, тогда и начинаются крики о неправомерности законов. Тогда и начинаются обиды на власть. На нашу власть. Не штатовскую.

Я выключил телевизор. Зачастую даже в этом ящике умудрялся выискивать что-то интересное для себя. На этот раз не удалось.

Откинувшись на спинку дивана, я снова подумал о Даше. До безумства хотелось связаться с ней. Объясниться. Вот только невозможно это было. Даже не запрет Сани останавливал меня. Осознание, что Даша не поймёт. Не поверит. Как бы сильно ни любила. В подобный бред поверить трудно. А выдумать что-то более подходящее не получалось.

Почему именно я оказался помнящим? Почему не мог просто жить рядом с любимой девушкой? Почему не мог стремиться к большему, используя лишь человеческие возможности? Видимо, не мог.

"Твоя судьба — судьба помнящего". Всплыли в голове слова Сани. И как это было ни тяжело осознавать, он был прав. Моя судьба — судьба одиночки. Нет. Не судьба героя. Я до сих пор не был уверен, что герои нужны людям, что смогу стать героем. Но одно было абсолютно точно. Судьба помнящего — судьба, наполненная одиночеством. Из-за уникальности. Из-за существования пресекающих. Из-за стремления развиваться и приносить пользу другим. Наверное, это было в крови у помнящих. В крови у нас.