Родерик Гордон - Глубже

Когда давление в котле достаточно выросло, мы отправились в путь, покинув водоем, километр за километром следуя по огороженным каналам. Несколько раз мы останавливались, чтобы пройти шлюзы, к которым подплывали — там я мог сойти с лодки на берег и посмотреть, как копролиты вручную поворачивают затвор шлюза.

Мы плыли вперед, и я много думал о том, как сильно этот народ и колонисты полагаются друг на друга — словно живут в некоем дефектном симбиозе, хотя, по моему мнению, фрукты и светосферы — слишком малая плата за тонны угля и железной руды, которые Колония получает взамен. Копролиты — лучшие из всех шахтеров на свете, и помогает им в трудах тяжелое оборудование, приводимое в движение паровыми двигателями (см. мои рисунки в Приложении 2).

Мы миновали несколько участков, где стоял невыносимый жар, которые я описывал ранее, — там, где лава, вероятно, течет близко под поверхностью породы. Я боялся и подумать, как высока температура снаружи моего защитного костюма, но проверять это мне не хотелось. В конце концов мы вновь оказались на Великой Равнине, двигаясь с большой скоростью, ведь топка теперь ревела вовсю, и я уже здорово устал (защитный костюм чертовски тяжел, когда носишь его долгое время), когда мы увидели несколько человек — я уверен, колонистов — на берегу канала.

Это точно были не стигийцы, и мне кажется, мы их напугали. Их было трое, весьма разношерстная команда, и они казались несколько потерянными, явно нервничали. Я не так много сумел разглядеть, потому что линзы моих очков в сочетании со светосферами вокруг окуляров костюма блестят так сильно, что вижу я не слишком хорошо.

С виду они были не похожи на взрослых колонистов, и потому я не имею ни малейшего представления о том, что они делали так далеко от поезда. Они смотрели на нас открыв рот, хотя двое копролитов, сопровождавших меня, как обычно ничего не заметили. Я попытался помахать этим троим, но они не ответили — возможно, их тоже отправили в Изгнание из Колонии, как отправили бы и меня, если бы только я сам не захотел увидеть Нижние Земли.

Доктор Берроуз перечитал последний абзац и вновь принялся мечтать с отсутствующим взглядом. Он представил свой потрепанный журнал, открытый на этой самой странице в стеклянной витрине Британской библиотеки — а то и в Смитсоновском институте.

— История, — сказал он сам себе. — Ты творишь историю.

Наконец он надел защитный костюм и, отодвинув дверь-крышку в сторону, спустился вниз по ступеням, вырезанным в стене. Внизу, стоя на тщательно выметенном земляном полу, доктор оглянулся вокруг, слыша, как в ушах шумит дыхание.

Как прав он был, чувствуя, что все вот-вот изменится!

Что-то и впрямь случилось.

В поселении было необычно темно — и оно полностью опустело.

В центре общей территории горел единственный мигающий огонек. Доктор Берроуз направился к нему, держась стены и вглядываясь в подпотолочные помещения над своей головой. Двойные лучи света из окуляров костюма дали ему возможность увидеть, что все остальные люки в других жилых комнатах открыты. Копролиты никогда их открытыми не оставляли.

Его догадка оказалось верной. Пока он спал, лагерь был эвакуирован.

Доктор подошел к свету в центре территории. Горела масляная лампа, подвешенная над столешницей из блестящего обсидиана, вставленной в заржавленную железную раму. До блеска отполированная черная поверхность, пестрящая разбросанными тут и там белыми пятнами, отражала свет словно зеркало, и доктор Берроуз не сразу увидел на ней что-то, залитое призрачными лучами колеблющегося пламени. На столе были сложены в ряд прямоугольные пакеты, аккуратно завернутые в нечто, напоминавшее рисовую бумагу. Доктор взял один из них, взвесив его в руке.

— Они оставили мне пищу, — произнес он.

Доктор неожиданно расчувствовался, его охватила немая благодарность к добрым существам, с которыми он провел столько времени, и он попытался стереть навернувшиеся на глаза слезы. Но рука в перчатке наткнулась на стеклянные линзы выпуклого шлема, надетого на нем.

— Я буду по вам скучать, — произнес доктор, но звук его дрожащего голоса за толстым защитным костюмом превратился в невнятное бормотание.

Быстро покачав головой, он заставил себя забыть об эмоциях. Доктор Берроуз не доверял подобным проявлениям сентиментальности. Он знал: стоит ему сдаться, и ему уже не даст покоя чувство вины перед оставленной им семьей, женой Силией и его детьми, Уиллом и Ребеккой.

Нет. Чувства — роскошь, которую он не может себе позволить, не сейчас. У него есть цель, и ничто не должно его от этой цели отвлекать.

Доктор Берроуз принялся собирать свертки. Когда он поднял последний, осторожно взяв его в руки, то заметил, что между ними был уложен свернутый пергамент. Он быстро вернул свертки на место и развернул свиток. Перед ним явно была карта, нарисованная жирными линиями, вокруг которых были разбросаны стилизованные символы. Он повернул пергамент, сначала в одну сторону, затем в другую, стараясь понять, в каком месте находится в данный момент. С триумфальным «Есть!» доктор нашел на карте поселение, в котором был сейчас, а затем, ведя по карте пальцем, проследил, куда уходит самая жирная черта — граница Великой Равнины. От ее края отходили крошечные параллельные линии, явно означавшие ответвляющиеся туннели. По соседству с ними было нарисовано множество других символов, которые с ходу доктор понять не мог. Он нахмурился, полностью сосредоточившись на карте.

Эти неловкие, неуклюжие и такие скромные существа дали ему все что нужно. Они показали ему путь!

Доктор, сложив руки вместе, поднес их к лицу, словно вознося молитву благодарности.

— Спасибо вам, спасибо, — произнес он, а в его голове тут же родилось множество мыслей касательно дальнейшего путешествия.

Сара отодвинула жесткую занавеску, чтобы выглянуть в небольшое оконце в двери экипажа. Повозка проследовала по множеству сменявших друг друга темных туннелей и наконец свернула за угол, после чего Сара заметила впереди освещенный участок.

В свете уличных фонарей женщина разглядела первый из множества рядов стандартных домиков. Экипаж быстро двигался мимо, и Сара заметила, что некоторые двери открыты, однако на улице нет ни единого человека, а маленькие лужайки перед домами заросли высокими кустами черных лишайников и грибами, всюду разбросавшими споры. На тротуарах валялись предметы домашнего обихода: то и дело попадались кастрюли, сковородки и остатки сломанной мебели.

Кэб притормозил, чтобы объехать обвалившуюся часть туннеля. Обвал был серьезным: массивные блоки известняка свалились прямо на дом, проломив крышу и почти полностью разрушив здание.