Ким Сатарин - Вторая радуга

— Звери, — тихо произнесла Аникутина.

— Со зверями и птицами вопрос спорный. Я лично полагаю, что отпечаток Края налагают на них мастера Радуги. Иногда он получается настолько сильным, что передаётся по наследству. Но передаётся только одному из выводка или помёта, наследственность здесь не генетическая. Я вижу, Ольга не возражает, — обрадовался Лысый молчанию лесной шаманки.

— Получается, мы сами поддерживаем Край в нашем мире? — сделал вывод напряжённо слушавший Кутков.

Лысый внёс поправку. В понятие "мы" в данном случае входили не только мастера Радуги. Свою лепту вносили все разумные существа, хоть в малой степени способные воспринимать влияние Края, и неразумные — тоже.

— Но если от Завитка идёт поток информации, который проходит через сознание мастеров Радуги, и те осознанно его опредмечивают, то наши миры своим обликом обязаны нам самим? — настаивал зять.

— Может, Завиток, или Материнский Мир, есть просто общая база данных для всех персонажей игры под названием "Край" — предположил Константинов, — а в физическом смысле его вообще не существует?

Кутков в лице не изменился, как будто услыхал невероятную глупость, но воспитание не позволяло отреагировать так, как хотелось. Ермолай с интересом взглянул на Лёшку, Ольга надула губы, а директор даже обрадовался. И с удовольствием объяснил, что три гипотезы являются принципиально неопровержимыми. Первая — то, что весь мир нам снится. Вторая — что весь мир создан промыслом Божьим и каждая тварь в нём для чего-то предназначена, только узнать это можно исключительно с дозволения Творца. А третья в том и заключается, что мнящие себя людьми создания суть персонажи компьютерной игры, где правила и задачи определены программистом, а персонажу они заведомо недоступны.

— Но из любой такой гипотезы можно сделать только один практический вывод — надо сложить лапки и смирно ждать конца. Ну, если кого такая жизнь устраивает…

Константинов возмущённо заявил, что имел в виду совсем другое. Что, если прямое чувствование и память о Материнском Мире всего лишь некая матрица, с помощью которой мастера Радуги и им подобные строят свои миры? Оттого и сходство между ними присутствует, что многие попросту копируют с незначительными изменениями кусочек матрицы. И тогда они обречены вечно бродить по мирам-копиям в надежде достичь Материнского Мира.

— Но и в таком случае какой-то мир всё равно должен быть исходным, — возразил Леонид. — И даже если он лежит за пределами миров Края, наверняка что-то копировалось с него.

Лысый поглядывал на них с терпением счастливого дедушки, наблюдающего за игрой внучат в песочнице. Ольге стало неинтересно, а молодой мастер тщетно искал неопровержимые доводы против концепции Лёшки. Ему интуитивно казалось, что Материнский Мир должен быть физическим, и физическим в куда большей степени, чем расщеп, но аргументов он не находил.

— Меня больше устраивает аналогия проекции, — сказал он, когда Лысый всё же заставил его высказаться. — Материнский Мир преломляется в сложном многомерном пространстве, где отдельные области обладают меньшей размерностью, и проецируемые миры вынуждены либо ограничивать размеры, чтобы более-менее уподобиться оригиналу, либо сильно искажать его облик. Край — это своего рода призма, и мы — отражения, что мечутся внутри…

— Или, наоборот, снаружи, — хмыкнул Селиванов, — продолжай, моё замечание несущественно.

— Или снаружи, — повторил Ермолай задумчиво, — как листья вокруг капустной кочерыжки. Тогда то, что мы считаем Завитком, и есть Материнский Мир!

Лысый приподнял брови, но промолчал. А супруга спросила, есть ли вообще смысл говорить об этом. Они, как ей кажется, собрались обговорить дела наступающего учебного года.

— Смысл есть, Оля. Огромный смысл, даже определяющий. Но вы пока к этому разговору не готовы. И ничего страшного, — утешил всех Селиванов, — время есть, до мая, мне кажется, вы сможете обдумывать своё отношение к миру не спеша. Только обдумывайте сами, ведь любой советчик непременно потянет вас на свою сторону. Чжань Тао вот и взятку всучил Харламову, да так изящно, что официально его и обвинить невозможно…

Пока в школе продолжались сражения мастеров меча и топора, ребята жили в Верхнем доме. Здесь почти не было охраны, пищу приходилось готовить самим. Они погружались с перерывами на сон и еду. Леонид водил в Реденл исследователей, иногда его сменяла Ольга, а Константинов дежурил на случай экстренного возвращения раненных из двадцать третьего мира. Он заодно и прикрывал замок, и следил за окрестностями. Предоставленный сам себе Харламов подолгу обдумывал возможность, которая всё больше казалась ему вполне вероятной.

"Если живое существо тоже может обладать свойствами Края, то некоторым "монстрам" не нужны переходы, чтобы проникать из мира в мир. Таковы, наверное, горкозы и снежные пауки Реденла. Возможно, таковы и те создания, облик которых он сам принимал в Гволне. Если так, ему в его приват-мире не нужен Край. Он, вернее его тамошнее тело — уже врата в бесконечность миров. И, если верить Лысому, то создали его образ со всеми способностями псевдо-гномы. Не он их выдумал, он их только открыл, и открыл в том теле, которого они более всего опасались".

Размышления молодого мастера приводили его к странным выводам. Воображение рисовало некий "затравочный" мир, внезапно со всеми обитателями скопированный в некую среду, в которой мысль могла становиться материальной. Нет, далеко не любая, и даже не единичного существа мысль, но — могла. И вот эти мысли-образы: привидения, маги-волшебники, разнообразные демоны, монстры из фильмов ужасов, персонажи компьютерных игр нашли способ воплотиться. Миров стало множество. Те из них, чья создающая и поддерживающая мысль было слабо распространённой, получились маленькими и изменчивыми. Живущие в гармонии с природой народы, вроде эвенков, породили миры, населённые духами из преданий предков. А многочисленная группа людей, лишённых всякой фантазии, породила безымянные миры, в которых всё было, как полагается — никакой магии, никакого видимого Края.

Край, наверное, понадобился тем создателям, чей мир был непоправимо мал, и только прочная ограда могла защитить его самобытность. А кто-то, кому Харламов уже заочно был искренне благодарен, создал расщеп — кусочек Материнского Мира, наделённый магией. Пусть досталась она не всем, но благодаря ей расщеп не знал природных катаклизмов и её обладатели могли проводить жизнь в увлекательнейших путешествиях.

" Тогда, скорее всего, кроме изначального, Материнского Мира-1, мысли-образы обитателей вторичных миров создали и второй матричный мир. Как мечту об изначальном, о непоправимо утерянном. Так обязательно должно было случиться в мирах, где желаемое воплощается. И если Материнский Мир-1 расположен неведомо где, и может быть, уже вообще для нас реально не существует, то Материнский Мир-2 должен быть столь же достижим, как Камет, как 23-й мир, как миры Алатау. И если Материнский Мир-1 реален, то вполне возможно, что Материнский Мир-2 является его точной копией. По крайней мере, этого желали и желают огромные массы людей. Эти миры, возможно, даже совпадают во времени и пространстве, отличаясь лишь плотностью, или какой другой, не визуальной, характеристикой. Но даже если и так, то способы достижения этих миров должны кардинально различаться".